призадумался. Я задал самый страшный, тяжелый и мучительный вопрос для скупого человека.

– Ну-у… Скажем, процентов эдак… Скажем, четверть вас устроит?

– Две трети от суммы, которую определит профессиональный антиквар за все то, что мы найдем, – жестко сказал я.

– Что?! – изумился профессор. – Две трети? Да это просто смешно, молодой человек! На две трети я могу договориться с Уваровым, и тем самым обойтись без вас.

– В таком случае, желаю удачи, – ответил я и решительно направился к двери.

Курахов остановил меня, когда я уже дошел до холла и свернул к лестнице.

– Кирилл Андреевич! – негромко позвал он, выйдя в коридор. – Если вас не затруднит, вернитесь на минуточку…

– Вы принимаете мое условие? – спросил я.

Курахов покачал головой и показал рукой на двери номеров, мол, не место и не время громко говорить на такую тему.

– Да или нет? – настаивал я на ответе.

– Что вы, в самом деле, как мальчишка! – рассердился профессор. – Я все-таки постарше вас и могу расчитывать хотя бы на уважение с вашей стороны.

– Я вас очень уважаю, профессор, – отозвался я из холла, – но хочу получить две трети.

– Не забывайте, – упрямо стоял на своем Курахов, – что вы мне остались должны. Сколько я вам заплатил за питание и проживание? А сколько прожил?

– Хорошо, – тотчас сделал я контрпредложение. – Все расходы, связанные с проездом к месту встречи и обратно, проживанием и питанием я беру на себя.

– Две трети – это беспредел! – забыв про конспирацию, возмущался профессор. – Одна треть – еще куда ни шло.

– Вы напрасно со мной торгуетесь. Время играет против вас! – напомнил я.

Вдруг с треском распахнулась дверь номера, расположенного между мной и Кураховым, и оттуда показалась белое, как луна, лицо женщины.

– Имейте совесть! – ядовито зашипела она. – Четвертый час ночи! Совсем обнаглели. Устроили аукцион. Я сейчас каждому отвешаю по половине, будете знать у меня! Если не наведете тишину, то вызову милицию!

Профессор, услышав про милицию, прижал руки к груди и медленно пошел к женщине, готовясь всеми способами гасить конфликт, но луноликая исчезла в проеме и с такой силой хлопнула дверью, что наверняка проснулись не только обитатели гостиницы, но и жители близлежащих домов. Профессор не стал останавливаться на полпути и приблизился ко мне.

– Бог с вами! – шепнул он, на удивление быстро принимая мое условие. – Мне дороже обойдется какой-нибудь глупый скандал. Я согласен!

Мы пожали друг другу руки. Профессор, по-свойски закинув руку мне на плечи, подвел к окну, из которого открывался вид на дырявое, в звездах, небо, большую часть которого закрывала призрачная в свете луны крепостная гора, обрамленная зубчатой каймой бастиона, похожего на огрызок печенья.

– Что ж, друг мой! – сказал профессор с преувеличенным пафосом. – Нас ожидают серьезные испытания. Но я надеюсь, что вы будете моим доблестным защитником. Но для начала, коль вы сами вызвались взять на себя все расходы, позаботьтесь о билетах на поезд.

– Мы поедем на моей машине, – ответил я. – Это быстрее и надежнее. Собирайтесь, я буду ждать вас внизу.

– Как? – удивился профессор. – Прямо сейчас? Не лучше ли дождаться рассвета?

– Положитесь на меня, – сказал я, спустился в фойе и вышел на улицу.

Лада спала на заднем сидении, подложив под голову спортивную сумку. Я вынул из багажника плед и накрыл им девушку. Ночь была прохладная и ветреная. Словно морские волны, накатами, шумели тополя, матово сверкая дрожащими листьями. По всему поселку разносились крики петухов и лай собак. Мне стало неуютно от той мысли, что сейчас придется мчаться куда-то, очертя голову, везти с собой спящую под пледом девчонку, так безрассудно доверившуюся мне, подвергать ее риску и, говоря словами профессора, серьезным испытаниям. Зачем я взял ее с собой? Что я хочу доказать Анне? Что в моей жизни Анна была всего лишь эпизодом, второстепенной фигурой, которую совсем нетрудно заменить какой-нибудь другой девушкой? Но ведь это неправда. И Анна знает, что это неправда. Тогда для чего все эти неестественные выкрутасы?

Курахов вышел из гостиницы с большим кейсом и пакетом в руках. Он был в костюме, при галстуке, и его вид никак не подходил для предстоящего путешествия. Должно быть, профессор полагал, что в пиджаке он будет выглядеть более солидно, чем в спортивном костюме, как и подобает выглядеть учителю перед учеником. А может быть, ему не хотелось упаковывать костюм в кейс. Я сказал, что его вид не вполне соответствует имиджу кладоискателя, на что Курахов ответил:

– Уж не думаете ли вы, что я буду копать землю?

Я напомнил, что еще совсем недавно он намеревался снять клад в одиночку, но на это замечание профессор не отреагировал. Придирчиво осмотрев переднее сидение, он сел в машину, предоставив мне возможность уложить кейс и пакет в багажник. Едва я сел за руль, профессор властно махнул рукой и скомандовал:

– Вперед! – И через несколько секунд: – Вы с ума сошли! У вас же машина, а не самолет!

Я свернул на улицу Гагарина и остановился у второго дома. Профессор, не подозревающий о том, что в машине, кроме него, есть еще один пассажир, с трудом сохранил внешнюю невозмутимость, когда Лада откинула с себя плед, села и, поправляя взлохмаченные волосы, сонным голосом спросила:

– А почему мы остановились?

– Фу ты! – выдохнул профессор. – Что ж вы, девушка, сердце мое гробите? Откуда вы тут взялись?

– Я здесь спала, – ответила Лада, зевая.

– Иди домой, – сказал я, глядя на нее в зеркало.

– Зачем?

– Идите, идите, милая! – подключился профессор. – Нечего вам с нами делать.

– Не пойду, – проявила неожиданное упрямство Лада. – Мне и здесь хорошо… Бррр, как, наверное, холодно на улице!

– Ты нас задерживаешь, – мягко сказал я.

– Как я могу вас задерживать? Что я, по-вашему, ногой в землю упираюсь? Поехали!

– Не будьте такой легкомысленной, девушка! – назидательным голосом сказал Курахов и скользко намекнул: – Мы уезжаем далеко и надолго, а у вас, если не ошибаюсь, работа.

И он с укором посмотрел на меня, мол, какого черта я посадил ее в машину?

Пришлось мне переходить