Стас поискал глазами ножницы, но их могло и вовсе не быть в квартире Бруно. Тогда он аккуратно оторвал полосу с правой стороны конверта и вытянул лист. Бледно-синей краской, едва заметные, по всему листу были раскиданы все те же гостиничные вензеля. Стас без труда представил, как Гейгер стоит у стойки гостиничного портье и, макая ручку в стандартную непроливающуюся чернильницу, пишет, бросая редкие взгляды в сторону вращающейся входной двери. Как обычно, ссутуленный, шляпа рядом на стойке, на плечах светло-серого пальто – темные пятнышки тающего снега.

«Бекчетов, как это ни банально, но если ты вскрыл этот конверт, значит, я влип в неприятную историю. И я бы хотел обратиться к кому-нибудь другому, более опытному, не такому горячему, не к парню, который вылетает на нетопырей, светя голой задницей, хотел бы, да не к кому. Мы с тобой почти ровесники, Бекчетов, но ты все еще мальчишка. И поверь, это не оскорбление, потому что я тебе искренне в этом завидую. Я даже не помню, был ли я когда-нибудь таким. Но все эти качества скорее помеха в деле, которое я собираюсь на тебя свалить, и потому я заранее прошу прощения. Эту папку тебе передадут мои друзья, люди, которым я могу доверять. И ты можешь, если что-то приключится. Вот им бы я доверился, но они не детективы, Бекчетов, а ты – детектив. Мы очень разные, но кое в чем мы очень похожи. Нам обоим нужно знать, нужно вскрывать секреты, и мы не умеем успокаиваться. Я бы очень хотел сейчас, в этой записке, как можно подробнее изложить тебе суть дела, разжевать, что к чему, разложить по полочкам. Но в том-то и дело, что я и сам толком ничего не знаю, все эти разрозненные элементы тебе придется сложить самостоятельно. Только так ты сможешь понять, как и почему погибли твои друзья: Югира, Полынер, Спайкер; только так ты сможешь узнать, как дело твоего отца, Анатоля Бекчетова, и дело твоего друга, Готфрида Уоллиса, связано с делом нашего снайпера. И только так ты сможешь довести расследование преступления до конца. Так, как и до€лжно у нас, детективов. Надо ли говорить, что содержимое папки не для чужих глаз? Я догадываюсь, что твои друзья из «Долины» увидят их, но постарайся не пускать информацию дальше этой группы людей. Впрочем, при всем мальчишестве ты далеко не дурак и наверняка уже все понял сам. Это еще одна причина, по которой я не стану излагать здесь свои соображения по поводу нашего дела. Не думаю, что посторонние должны быть с ними ознакомлены. Надеюсь, у меня хватит времени закончить все самому. Но я реалист, Бекчетов, так что удачи тебе, детектив. И пусть тебе повезет больше, чем мне. Марк Гейгер».

– При чем тут мой отец? – прохрипел Стас, опускаясь на табурет. Ветер внезапно накинулся на окно, ударил и тут же осыпался снежной крупой. Все повернули головы и посмотрели на бледный квадрат, в котором, как в дешевой раме, застыла картина безрадостного зимнего полудня.

* * *

Моралес и Хворостов снова уселись на диван, каждый со своей кипой записок, Бруно сидел на подоконнике, Шрам вышел в подъезд и сменил Арчи. Тот отправился на кухню отогреваться и готовить всем чай.

– Надо бы сменить Душку Джи и Беби-Бума. – сказал Стас, глядя перед собой.

– Кого? – вскинул голову Моралес, и Хворостов вполголоса начал объяснять директору, кого имел в виду Стас. Моралес что-то проворчал в ответ. Бруно подошел, сел на край стола, протянул Стасу пачку. Стас вытянул сигарету, закурил.

– Ты эту записку имел в виду? – спросил Стас.

– То есть?

– Этой ночью Йозек Данек прислал ко мне девушку. Она передала твои слова…

Бруно медленно встал со стола и странно посмотрел на Стаса. Потом оглянулся на Моралеса и Хворостова.

– Что-то не так, Бруно?

– Я не был там.

– Где там?

– Я не был у Йозека.

Стас какое-то время смотрел на Бруно, потом вскочил и выбежал в коридор. Шрам, плотно закутанный в полупальто с поднятым воротником, стоял, опираясь на перила.

– Шрам, твой «кузен» прозвонил, как мы договаривались?

– «Мой друг когда-то был певцом»? Нет, я так и не сумел его найти. Наверное, запил. А потом ты позвонил с утра, и было уже не до того и ни к чему вроде как. А что?

– Не знаю пока, – покачал головой Стас, – но, похоже, ничего хорошего.

Вернулся в комнату.

– Айк, у нас проблемы. Возможно, серьезные.

Пока он говорил, в комнате как будто все замерло. Умолк шелест перебираемой бумаги, перестал пыхтеть Моралес, все застыли там, где стояли, даже Арчи с подносом стоял в дверях и молчал. Лишь когда Стас закончил рассказывать о ночной гостье, толстяк сказал:

– Я так понимаю, это очень плохо.

Стас не успел ответить.

– Я же велел все мне рассказать! – пророкотал Моралес.

– Вылетело из головы, – соврал Стас.

– И много еще из твоей долбаной головы вылетело?

– Не знаю, – устало пожал плечами Стас, – откуда я могу знать, если оно вылетело, Айк?

Бруно, не говоря ни слова, подошел к стулу, начал одеваться.

– Он прав, – кивнул Моралес. – Собирай бумаги, отсюда надо убираться.

– Они все равно знали, где мы, – сказал Стас. – Не просто же так нас остановили по дороге.

– Они еще и про папку знают, – сказал Моралес, – а это все меняет к долбаной матери. Вам надо выбираться из города. Поедете к своему Скальпелю, там найдешь возможность со мной связаться. Не стой столбом, Бекчетов! Бумаги в папку. Возьмешь с собой и будешь ломать голову, пока не решишь эту долбаную задачу! И доложишься! Понял меня?

Стас подчинился, бросился к столу и стал беспорядочно собирать бумаги в папку. Арчи с сожалением посмотрел на парящие чашки с чаем и понес их обратно на кухню.

– Вообще-то, между нами, – ворчал Моралес, натягивая гигантских размеров пальто, которым легко можно было укрыть две трети «Студебеккера» Стаса, – вообще-то все, что я здесь услышал, – не что иное, как косвенные доказательства преступления. И не просто, мать его, преступления, а государственной измены. И, как порядочному директору Управления юстиции, мне стоило бы всех вас пересажать к чертовой матери по клеткам и держать на воде и хлебе. Но я, мать вашу, не просто директор Управления, я, к сожалению, еще и Айк Моралес, и своей печенке я доверяю больше, чем всем доказательствам. Ясно? Так вот что говорит мне моя печенка. – Он сунул руку во внутренний карман и с грохотом припечатал к столешнице перед Стасом два картонных пропуска категории А1. Машину с таким пропуском на лобовом стекле не имели права без специального ордера останавливать и досматривать. – Это тебе и твоему зоопарку. За блокпостами сами разберетесь.

– А вы?

– Я? А я сюда даже не доехал! – Моралес сердито запахнул пальто и нахлобучил котелок так, что, казалось, его поля оторвутся и лягут на плечи, если, конечно, не застрянут на мясистых ушах. – У меня, между прочим, дел выше крыши, понял? К тому же, – Моралес вдруг усмехнулся и стал похожим на вставшего на дыбы бегемота, – запомни, сынок, у Моралеса слишком большая задница. Одного укуса ей будет мало, а до второго я что-нибудь придумаю. Конечно, если мне прикажут непосредственно, я приложу все возможные усилия, чтобы отыскать вас и вставить по заслугам. Но ведь ты знаешь нашу долбаную бюрократию. Ордера, разрешительные документы, то-се, пятое-десятое и так далее… Все, шевели ногами, Бекчетов! Убирайся с глаз моих долой, пока я не передумал! И Бог нам всем в помощь.