– Мэри Джейн! Сколько лет, сколько зим! Нам чертовски тебя не хватает! Вот заглавный трек моего нового альбома. Я уж надеюсь, тебе понравится, черт возьми. – Я закивала, улыбаясь, как будто Джимми мог меня видеть.

Я наклонилась поближе к магнитофону и услышала нечеткие шумы на заднем плане, за которыми последовала тишина. А потом песня началась, с простого барабанного ритма, отбиваемого деревянными палочками. Затем вступила бас-гитара, играя в размере две четверти. В звучании инструментов сквозило нарастающее напряжение; я слышала, как оно стремится, но не может найти выход. И в тот момент, когда терпеть это нагнетание стало практически невыносимо, зазвучал хриплый, гортанный голос Джимми.

– Мэри Джейн!

Я встрепенулась при звуке своего имени. Мою кожу будто охватило огнем. Мне хотелось ощупать себя всю целиком, потушить пожар на своем теле. Песня продолжилась, и я уже не стояла в кабинете отца, рядом с его кассетным магнитофоном. Я находилась на кухне у Коунов. На плите подрумянивались «птички в гнезде». Волосы Иззи сверкали в лучах солнца, лезущего в окно. А рядом с ней – Джимми, в расстегнутой до пупа рубахе, бренчал на гитаре и пел своим рокочущим, как мотоцикл с низкой посадкой, голосом.

– Мэри Джейн! – пел Джимми. В моей голове взрывались сотни крошечных фейерверков, когда я представляла себе ту версию себя, которая подходила к хриплым словам Джимми. – Она тебя накормит и скажет, что все в норме… – Вскоре гул в голове стих, и мне стало казаться, что ослепительный белый свет полился из магнитофона прямо по моим венам. Я была переполнена этим светом. Я летала. Эта песня – песня Джимми – была обо мне такой, какой я стала рядом с Коунами. Мои родители даже не узнали бы меня в этой девушке. Возможно, не такой они хотели бы меня видеть. Но я надеялась, что, может быть, теперь я действительно стала ею. Девушкой, которую видел Джимми, когда пел… – Она не курит… – на мгновение все стихло, а затем грянуло: – МЭРИ ДЖЕЙН! Когда она поет, как будто льется мед, ТАК СЛАДКО, как будто мед, ОНА ДЕСЯТКА, не курит и не пьет, ОНА В ПОРЯДКЕ, родная, дорогая МЭРИ ДЖЕЙН!

Когда зазвучал последний куплет, музыка стала ослабевать, пока не свелась к тикающему барабанному ритму и рычащему голосу Джимми:

– Мэри Джейн, Мэри Джейн… Слушайте все, потому что я говорю… про Мэри Джейн. – Музыка закончилась, и тогда Джимми сказал: – «Ба-алмор». Вот как они там говорят. «Ба-алмор».

Я посмотрела на свои руки, чтобы проверить, видны ли мурашки, которые я ощущала на своей коже (нет, не видны). Я приложила ладонь к сердцу. Оно стучало. Легкие жадно вбирали воздух. Когда мое сердцебиение замедлилось, а дыхание выровнялось, я почувствовала, что стала сильнее. Я была Мэри Джейн из песни Джимми! И ничто – ни домашний арест, ни мой отец, ни мама, и даже президент Форд не могли переделать обратно того человека, которым я стала.

Я снова выглянула в коридор. Дверь в родительскую спальню все еще была закрыта. Я нажала на перемотку и прокрутила кассету до начала, а затем снова нажала воспроизведение. Покрутив большим пальцем зубчатый диск сбоку магнитофона, я увеличила громкость. Самую малость. Ровно настолько, чтобы чуть плотнее ощущать музыку вокруг себя. На этот раз я подпевала, тихонько, чтобы не услышала моя мама.

– Мэри Джейн!

Когда песня закончилась, я вытащила кассету, сунула ее в карман своей ночнушки, а затем быстро убрала отцовский магнитофон на место.

Я встретилась с мамой в коридоре. Она уже оделась в клетчатую юбку и белую блузку, чулки и туфли. Ее волосы были подкручены наружу, а значит, в душе она надевала шапочку, чтобы сохранить прическу, которую делала перед посещением церкви.

– Почему ты не одета в школу? Все еще беспокоит желудок?

– Немного. Но в школу я все равно пойду. – Я бросилась в свою комнату, надеясь сбежать, пока она не задала мне слишком много вопросов.

– Может, сегодня пропустишь репетицию хора и вернешься домой сразу после уроков? Я собиралась поменять оконные горшки и посадить в них хризантемы. Ты могла бы помочь мне с этим.

Я стояла у своей кровати и смотрела на маму. Песня все еще звучала у меня в голове. Мэри Джейн по версии Джимми была «чертовски смелой» и говорила «все как есть». Я должна была больше походить на нее.

– Я заеду за тобой после школы, и мы прямо оттуда поедем на цветочный рынок за хризантемами. Думаю, в этом году лучше всего высадить только белые. Обойдемся без золотых. – Мама положила руки на бедра.

– Мама. – Я нащупала кассету в кармане ночнушки. – Мама. Я…

– Хватит тянуть резину, Мэри Джейн. Выкладывай.

– Джимми написал про меня песню.

Мама так вытянулась, что стала на дюйм выше.

– Ты общалась с этими людьми?

– Нет. Шеба прислала мне по почте кассету – она отправила посылку в церковь. И моя песня – заглавная на новом альбоме Джимми.

– Обязательно называть их по именам?

– Это заглавная песня на новом альбоме мистера Джимми.

– Мэри Джейн, я даже не понимаю, о чем ты. Какая заглавная песня, какого нового альбома мистера Джимми?

– «Мэри Джейн». Это название песни.

– Он написал песню о тебе?

– Да.

– Что наркоман мог написать о тебе?

Почему моя мама не могла увидеть во мне то, что видели Джимми, Шеба и Коуны? Неужели дома я скрывала так много себя, что становилась совершенно невидимой?

– Ну, о том, как я готовлю. И пою. Всякое такое.

– Не понимаю.

– Я… мама… Если честно, мне бы очень хотелось, чтобы ты поняла.

– Что поняла, Мэри Джейн? Будь добра, постарайся говорить осмысленнее! – Мама посмотрела на изящные золотые часики на своем запястье, как будто мы ужасно опаздывали. Мы не опаздывали. Мы всегда приезжали рано.

Я глубоко вдохнула и осмелела.

– Я бы хотела, чтобы ты знала, что я за человек. И то, как другие видят меня. Я могу включить для тебя эту песню.

Мама снова посмотрела на запястье, как будто время мчалось вперед быстрее, чем обычно.

– Сколько длится эта песня? Тебе пора в школу, а меня ждут в «Элкридже», мы с подругами собирались пить кофе на веранде.

– Не знаю. То есть… я не знаю. Примерно две с половиной минуты.

– Ты ее уже слушала?

– Включала на папином магнитофоне, пока ты была в душе.

Мама так глубоко вздохнула, что все ее тело раздулось, а потом снова сдулось.

– Мне это не нравится.

– Я знаю, мама. Я знаю. Тебе не нравится, что я изменилась за это лето. Но так