проблему. — Если запретить им о чём-то говорить, это лишь сильнее подогреет интерес к теме, и слухи только размножатся и обрастут ещё большими подробностями.

— И что в таком случае ты прикажешь мне делать? Большой Совет на носу, приедут уважаемые люди, а у нас весь Крац судачит, что Сиреневая госпожа оказывает знаки внимания ученику вихо Нанзу!

— А это разве не так? — Васт пристально взглянул на меня своими пронзительными светло-карими глазами. — Вас несколько раз видели вместе. Он даже ужинал в твоём доме. И после этого ты утверждаешь, что вас ничего не связывает?

Чатьен, как всегда, говорил ровным, спокойным тоном, без намёка на недовольство или раздражение. Это его качество — непробиваемое самообладание, — нравилось мне больше всего. Создавалось впечатление, что вокруг может начаться Апокалипсис, а Васт всё также невозмутимо будет сидеть на диване и неспешно пить оджу, с равнодушием наблюдая за царящим вокруг хаосом.

Вздохнув, я села на диван напротив чатьена и чинно сложила руки на коленях, создавая хотя бы видимость подобающего для Сиреневой госпожи поведения.

— Мне просто стало его жаль, — сказала я. — Хэджу хороший мальчик, но все вокруг презирают его из-за происхождения. Это несправедливо.

— Жизнь вообще несправедливая штука, — заметил Васт. — Ты разве этого не знала?

— Знала, конечно. Но разве нельзя с этим хоть что-то сделать?

— Хэджу борется с этим каждый день. Он усердно тренируется в заклинательстве и обращении с мечом, учится каллиграфии и штудирует книги. В будущем он сможет достичь многого. Например, станет вихо. Или, проявив себя, покинет поместье Лундун и уйдёт в какой-то другой клан.

— Это будет когда-то потом, в будущем, — продолжила упорствовать я. — А поддержка и забота ему нужны уже сейчас. Мальчику всего одиннадцать лет! Он ещё совсем ребёнок. В моём мире в этом возрасте дети ещё в игрушки играют.

— Мы не в твоём мире, — отрезал Васт. — В этом мире мальчики в одиннадцать лет — почти мужчины. С этого возраста им вкладывают в руки лук и меч и обучают военному делу. В тринадцать те, что проявят талант и упорство, начнут принимать участие в настоящих сражениях.

Я замолчала, не в силах вымолвить и слова: речь чатьена поразила меня в самое сердце, оставив отвратительный привкус тлена на языке.

Видя мою реакцию, Васт тихо вздохнул, поднялся с дивана и подошёл ко мне. Я была вынуждена запрокинуть голову, чтобы иметь возможность видеть выражение его лица.

— Мне жаль, что ты вынуждена жить в этом мире, — взгляд мужчины, направленный на меня, был полон сострадания и сожаления. — Наш мир несовершенен и жесток — это правда. Но он таков, как есть, и изменить его невозможно. Во всяком случае, не сейчас и не за один день.

— Я понимаю, — я закусила губу, стараясь сдержать слёзы, предательски навернувшиеся на глаза. — Но всё равно это так несправедливо!

На лице Васта не дрогнул ни единый мускул. Наполнив пиалу свежим атодзиу, чатьен осторожно вложил её мне в руки.

— Выпей.

Я покорно сделала глоток. Легче от напитка, естественно, не стало, зато я смогла совладать с собственными эмоциями и прекратить разводить сырость на пустом месте.

— И что ты мне посоветуешь теперь делать? — опустошив пиалу и с негромким стуком поставив её на стол, спросила я, выжидательно взглянув в глаза чатьена. — Пустить всё на самотёк и делать вид, что все эти слухи меня не касаются?

— Да, — просто ответил Васт. — Обычно все так и поступают. Люди поговорят-поговорят и успокоятся. А отсутствие какой-либо реакции с твоей стороны покажет окружающим, что сплетни не имеют под собой никакой реальной почвы, раз совершенно тебя не задевают.

А вот это прозвучало как вполне дельный совет.

— Что насчёт Хэджу?

— А что с ним?

— Мне бы не хотелось отворачиваться от него, раз уж я начала оказывать ему знаки внимания.

— Не отворачивайся. Хэджу — достойный юноша. Уверен, вы сможете помочь друг другу в процессе обучения. А в будущем он станет для тебя надёжным союзником.

— Но как же слухи? — я немного растерялась. — Разве их не станет больше, если мы продолжим общаться?

— Ты почти месяц не вылезаешь из гата, — напомнил чатьен. — Твой круг общения весьма широк и крайне неоднозначен. Наличие в нём ещё и Хэджу вряд ли на что-то повлияет. Кроме того, ты забываешь главное.

— Что именно?

— Ты — Сиреневая госпожа поместья Лундун. И можешь делать всё, что вздумается.

Об этой простой истине я, действительно, регулярно забываю. А пора бы запомнить! И вести себя соответствующе.

23. Несчастный случай

Поздно вечером я мирно сидела в гостиной и читала книгу, посвящённую традициям и обычаям горы Абора, когда внезапно ощутила резкий рывок в районе солнечного сплетения, а затем на мгновение сознание затопила волна ярости, которая ну никак не могла принадлежать мне.

Отложив книгу в сторону, я вскочила на ноги и, внимательно прислушиваясь к тонкой нити магии, связывающей меня с Ришаном, вышла в коридор, направляясь на зов.

— Шиануся? — Чала, в это время занимавшаяся уборкой на втором этаже, показалась на лестнице.

— Бросай всё, — велела я. — Ты идёшь со мной.

Надо отдать девушке должное: она не стала задавать лишних вопросов, просто положила деревянный совок и веник на пол, прислонив их к стене, и спустилась вниз, ко мне.

— Что-то случилось с Ришаном, — на ходу бросила я, выходя на крыльцо.

Ордет, дежуривший этой ночью, вытянулся по струнке, острым взглядом впившись в моё лицо.

— Госпожа, что-то случилось? — спросил он.

— Ничего, что требует твоего вмешательства.

Я понятия не имела, из-за чего активировалась магическая связь, но, судя по ощущениям, Ришану не угрожала никакая опасность, так что подключать посторонних к этому делу не имело смысла. Во всяком случае, пока я не разберусь, что именно случилось.

Подчиняясь зову связи, настойчиво дёргающей меня, точно кукловод марионетку, я стремительно направилась по тропинке, ведущей к выходу с зейхана. На улице уже успело стемнеть. Поскольку сегодня было новолуние, дорогу освещал лишь слабый свет стеклянных фонарей, развешенных по ветвям деревьев, отбрасывающих во все стороны зловещие тени, напоминающие притаившихся монстров, от чего моё сердце тревожно сжималось в неясном предчувствии беды.

Миновав трапезную, я свернула на узкую тропинку, ведущую к общежитиям учеников и тренировочному полю. В какой-то момент, подгоняемая чужой яростью и нарастающей давящей болью в висках, я перешла на бег, на ходу расстёгивая крючки на подоле цэхиня, чтобы плотная ткань не сковывала движения.

Тренировочное поле было полностью поглощено темнотой: здесь не было ни одного фонаря, поскольку занятия всегда проводились днём. Однако я всё же