— Волосы сплетаю, не могу поверить, что этой ночью постель моя холодна...

— И дом мой не дом, и струны мои умолкли, я ищу твои следы на лунных дорогах, хотя знаю — мне их не найти, мне уходить одной...

Она пела, в коротких паузах отпивала глоток чая, но Акайо не успевал даже перевести дух, когда звучала новая песня. Он понимал, что раньше не слышал ни одной и оставалось странное чувство, что на этот раз Симото решила рассказать им свою историю. Он не все мог понять, да и почти не пытался, унесенный музыкой, как рекой. И словно проснулся, когда Симото замолчала на середине песни, прижала струны ладонью. Сдержанно поклонилась.

— Простите, ясный брат. Я не желала нарушать ваше очищение.

В дверях стоял молодой монах, смотрел на нее зачарованно. Кажется, даже обращенные к нему слова услышал не сразу. Отвернулся резко.

— Мои глаза не видят соблазна, а уши не слышат искушения. Я пришел сообщить, что ваш собрат готов к дороге. Чем быстрее вы уйдете, тем легче будет ему живым достичь цели вашего пути.

А монахам продолжать не видеть и не слышать искушения, добавил про себя Акайо. Улыбнулся юноше, встал первым.

— Тогда мы немедленно покидаем вас, ясный брат. Передай нашу благодарность старшим.

— Благодарите предков, которые направляют нас всех.

В саду уже смеркалось, но они не стали отказываться от своих слов. Пара монахов принесла на носилках спящего от лекарств Рюу, велела не давать ему ни еды, ни питья до самого Каминою. Помогли закрепить на паланкине пару фонарей и ушли, словно растворившись в тенях сада.

Акайо подставил плечо под балку, с ним в пару стал Джиро, с утра, кажется, не проронивший ни слова.

Пошли.

На рассвете носильщики сменились, но надолго останавливаться не стали. Короткие привалы помогали большинству, а тем, кто не выдерживал темп, помогали Иола и Наоки: недолго несли на спине, давая прийти в себя, оба достаточно сильные, чтобы справляться с таким грузом. Акайо шагал в тягучем трансе, мысли текли самовольно, принимали странные формы… Забывались. На него с каждым шагом все сильней опиралась Таари, наконец он поднял ее на руки. Сам почти спящий, шел, слушая ее ровное дыхание, и казалось — он несет весь мир.

— Нужно остановиться, — донесся голос откуда-то очень издалека. — Я осмотрю Рюу и все поспим, хотя бы немного. Даже мы такие переходы не делали, а мы были особой императорской разведкой.

Акайо встряхнулся, посмотрел на Тэкэру. Она хмурилась, разворачивая одеяло, усталое лицо снова, как когда она смахивала кровь с клинка, складывалось в старую маску идеального сына, солдата, разведчика Шоичи. Это само по себе говорило, насколько разумно предложение. Акайо оглянулся, увидел, как растянулась их цепочка, как споткнулся вдалеке Юки. Кивнул, первым сел на землю, осторожно уложил так и не проснувшуюся Таари. Посмотрел на остальных, кто еще мог держать нужную скорость.

— Четыре часа. Если не выдержим, надо будет опять делиться на две группы: одна пойдет вперед, вторая догонит позже.

Согласно кивнул Иола, наклонился, опуская на расстеленное на обочине одеяло Аой. Догнала их Симото, скользнула по всем взглядом, легла, обняв мандолину.

Все засыпали почти мгновенно, казалось, только Акайо достиг того состояния стоящего в дозоре, когда спать не можешь, даже если очень хочется. Заставлять себя не стал, хотя мог. Вместо этого откинулся на высокую обочину, расслабляя тело, медленно выдохнул, освобождая разум. Сидел так, не считая время, смотрел на дорогу, лежащую перед ними, щурился от слишком яркого света. И подскочил, как положено дозорному, когда увидел на горизонте пыль. Толкнул Иолу, рядом мгновенно проснулся Джиро. Глянул вдаль, сказал:

— Патруль, — и вместе с Акайо бросился прикрывать свернувшихся в траве женщин. Шепнул на ухо встрепенувшейся Аой: — Не шевелись, что бы ни случилось, пока мы не снимем одеяло.

Та смотрела непонимающе, ее крепко взяла за руку Таари. Кивнула Акайо, помогла накрыть их, не задавая вопросов.

Женщины не могут спать у дороги, тем более в компании множества мужчин, и не могут выглядеть так, как они сейчас. Аой, конечно, переоделась в старое кимоно Симото, но наряд бродячей гейши привлекал не многим меньше внимания, чем окровавленные свадебные одежды.

Кадеты должны были ловить таких бродяжек, и Акайо не был уверен, что кто-нибудь из них сейчас способен убедить верных солдат Империи, что все в порядке. Значит, нужно было сделать так, чтобы им не стали задавать вопросы. Казаться простой группой путешественников, решивших отдохнуть.

Едва успел вспомнить, что простые путешественники еще склоняют головы перед солдатами. Они шагали мимо, а Акайо смотрел на пожелтевшую от пыли форму, на военные сандалии — к тем, что сделали для них в Эндаалоре, так толком и не привык, хотя они удобно сидели на ноге.

Мимо маршировала его жизнь, а он сидел на обочине дороги и хотелось коснуться руки Таари или хотя бы потереть шею, еще недавно плотно охваченную черной лентой ошейника. Слишком невозможным казалось в усталом полусне, что он не один из этих солдат, измеряющих окрестности города шагами, зорко следящих за соблюдением законов.

Обратил бы он внимание на путников у дороги? Наверное, да. Может быть, на стоянке нашел бы время, изложил офицеру подмеченные несоответствия — например, что они сидят на самом краю одеял, даже если считать, что спрятавшиеся под ними соответствуют общему духу пейзажа, похожего на застывшее каменистое море.

Если среди кадетов найдется хотя бы один внимательный человек, если офицер выслушает его, им лучше поторопиться.

С другой стороны, на марше нельзя разбивать строй и задавать вопросы, а до ближайшей заставы еще полдня пути, это Акайо помнил хорошо. В монастыре кадеты не могут задавать вопросы, дороги расходятся во много сторон, а они не такие значимые цели, чтобы устраивать облаву. Значит, даже если кто-то обратит внимание на странных путников, они успеют уйти достаточно далеко, чтобы их не сумели найти. Но ночевать лучше будет в стороне от дорог.

Когда пыль, поднятая солдатами, улеглась и Акайо убрал одеяло, накрывавшее Таари, он это и рассказал. Кивнула Тэкэра, подтверждая, указала подбородком на паланкин:

— Нам лучше поспешить. У нас есть время, но не так много, как хотелось бы.

***

Они устали снова, и быстро. Кеншин предложил взяться за руки, чтобы никто не отстал, Симото развернула мандолину перед собой.

— Немного сбавьте шаг, — посоветовала. — Спешка хороша, но дорога слишком длинна, чтобы надеяться ее пробежать.

Заиграла, подстраивая перебор струн под их общую скорость. Сегодня ее песни были не так печальны, как вчера, наоборот, они дышали легкостью юности, очарованием, почти верой в чудеса и трепетным ожиданием чего-то неизведанного, но несомненно прекрасного. И они помогали идти. Сбросила обувь Таари, ноги тонули в мягкой дорожной пыли, а она торопливо записывала льющиеся рекой стихи. Акайо шагал рядом, нес в руках ее сандалии. Улыбался.