– Ну, добро, добро, – прогудел в бороду Прохор Лапин. – Вопрос в другом: когда вы сможете дать нам танки? И второе: сколько времени тратится на изготовление одной машины?

Зиг кашлянул, пригладил волосы:

– Герр командующий! Наш первенец, наш «Малыш Вилли», уже стоит на сборочном стапеле, готовность – сорок пять процентов. Через три, максимум четыре дня мы планируем провести ходовые испытания. В дальнейшем, если у меня не будут постоянно забирать людей, мы сможем изготавливать по два танка в неделю.

– Стало быть, нам предстоит кровь из носу держать башни и Перевал как минимум месяц, – без особого энтузиазма в голосе проговорил Панкратов.

– Мы продержимся больше, главное – танки. Это же чудо-оружие, перелом в войне! Надаем свободникам по сусалам! – зашумели все. И тут в зал, где проходил военный совет, вбежал светосигнальщик:

– Господин командующий! Противник большими силами атакует Южный редут!

Лапин вскочил, уронив стул, и бросился к выходу. За ним поспешили остальные. Поднявшись на боевую площадку, висящую над бездной, мы столпились у паровой пушки. Под нами, в двухстах метрах впереди, лежал Южный редут. Его орудия уже вели огонь по свободникам, которые тремя колоннами атаковали наши укрепления. Пехота шла плотными рядами, под барабанный бой, развернув зловещие черно-белые имперские знамена. Небольшой отряд кавалерии свободников гарцевал в стороне, прикрывая неприятельские порядки от флангового удара.

– Григорий! – Лапин повернулся к Панкратову. – Всех своих людей – к воротам, немедленно. В башне оставь только боевое охранение и сигнальщиков. Шерхель! Всех свободных рабочих вооружить – и тоже к воротам. И броневики свои гони туда же. Командирам батальонов – выводите людей. Сроку всем – полчаса. Я сам поведу войска.

Грохоча доспехами, участники совета бросились исполнять приказания командующего. Со всех сторон слышалось:

– Вылазка, вылазка! Разобьем пехоту, а конницу потом подавим танками!

Я подошел к Лапину, заправляющему окладистую бороду в вырез панциря.

– Прохор, дай мне батальон! Любой, вон работяг Зигфрида, например.

Он посмотрел на меня из-под кустистых бровей, молча покачал головой – нет, мол.

– Ну, тогда роту! Взвод!

– Клим, друг любезный, – Лапин нахмурился. – Случай, сам видишь, из ряда вон. Если мы прижмем свободников к валам, то разотрем в пыль. А если нет? Если у них какая гадость за пазухой? Поэтому ты и Шерхель – останетесь. Кто-то должен, если мы вдруг… Понял?

И поискав глазами своего порученца, крикнул:

– Подготовь приказ: на время моего отсутствия исполняющим обязанности командующего назначаю Елисеева!

Мне оставалось лишь сказать уставное «Есть!». Прохор и его штабисты ушли. Я поплелся следом. На душе скребли кошки.

Внизу, у подножия башни, строились войска. От заводских ворот бегом неслись арбайтеры, на ходу натягивая кирасы и шлемы. Впереди них пыхтели бронепаровики. Вдалеке, у Северной башни, виднелись люди Панкратова, выступающие к воротам.

Разыскав по лиловому знамени батальон «Горгона», я вклинился в строй, крича:

– Медея! Медея!

– Я здесь.

Она стояла передо мной, в своем нелепом шлеме, великоватом панцире, на поясе звенч, в руках алебарда. Мы коротко поговорили, и тут заревели трубы, и все двинулись к воротам, возле которых суетились оборонцы, разбирающие медные блоки, чтобы открыть проходы для войск.

Прохор рассчитал все правильно. Он не учел только две вещи: скорости бега прыгунов и хитрости вражеских военачальников…

Я стою у бойницы на шестом ярусе Южной башни. Все нижние ярусы по моему приказу замурованы так, как мы замуровали несколько дней назад галереи Северной башни. Час назад я объявил тотальную мобилизацию и приказал спешно эвакуировать всех, не способных держать оружие, за горы. Это, во-первых, означало, что все население колонии за исключением маленьких детей, немощных стариков, беременных женщин, больных и раненых, теперь считается военнослужащими. А во-вторых, то, что с самого утра на дороге, ведущей к Двум Братьям, стоит плач и стон. Я понимаю, что отрывать людей от их домов, от уже ставшей привычной жизни в колонии жестоко, но война перешла в ту стадию, когда жестокость становится необходимой.

Мне запомнилось, как Шерхель, попрощавшись с Франческой, усадил ее на двуколку, запряженную парой прыгунов. Там уже сидели заплаканные женщины и испуганные дети.

– Все как всегда, – спокойно сказал Зигфрид, глядя на череду повозок, медленно ползущих по дороге к горам. – Ты знаешь, я как будто это уже где-то видел. Нет, даже не видел, а переживал – там, на Земле, давно-давно. Мужчины берут оружие и идут на последний рубеж, а женщины, старики и дети уходят, чтобы, возможно, никогда уже не вернуться к родным очагам. Представляешь – мой второй сын родится без меня, в антисанитарных условиях… Ужас.

Я, чтобы хоть что-то сказать, буркнул:

– Почему ты думаешь, что сын?

– Потому что война, – ответил Зигфрид и, сгорбившись, пошел к распахнутым воротам завода.

Шерхелю я оставил только тех, кто был занят на танковом производстве. Он не протестовал. После вчерашних событий у нас на счету каждый человек – в буквальном смысле каждый.

Можно было бы надеяться на помощь Горной республики, но сегодня утром прибыл наш гонец, отправленный к Акке несколько дней назад, сразу после бегства Борчика и безопасников. Гонец принес послание, в котором говорилось, что все вооруженные подразделения колонии под командованием членов Сокола покинули республику. Акка планировала выйти на равнины западнее тех мест, где упал Второй малый модуль, чтобы ударить по свободникам с тыла. «В настоящее время в Горной республике осталось лишь мирное население колонии, и мы надеемся, что в случае прорыва обороны вы выполните свой долг и взорвете проход, перекрыв врагу дорогу сюда». Внизу стояла подпись: «Премьер-министр правительства Горной республики Мерлина Мак-Даун (Омикрон)».

Я вспомнил хрупкую девушку с холодными, как сталь, глазами, командира боевого крыла фрименов там, на далекой Земле. Старику Мак-Дауну она приходилась внучкой и имела репутацию настоящей волчицы.

Помощи нам теперь ждать неоткуда. Грот у Двух Братьев можно будет рвать, как только последний обоз с ранеными и детьми уйдет в подгорный проход.

Вчера, когда наши войска выступили за Перевал и ударили во фланг вражеской пехоте, вцепившейся в Южный редут, мне показалось, что наконец-то удача улыбнулась нам. Бронепаровики протаранили ряды вражеской пехоты и встали, щедро сея арбалетные болты из своих стационаров. Бойцы Гриши Панкратова, выстроившись в некое подобие греческой фаланги, накоротке смяли свободников, а Прохор Лапин со своими латниками и арбайтерами Шерхеля зашли с тыла, прижав неприятеля к валам редута.