– Ее муж, Дагин, дома слово поперек жене сказать боится, – шепнул мне со смехом Цендорж. Я взял великаншу Кермен на заметку – пригодится.

Старший над оборонцами лимеса, носатый и рукастый земляк Лапина Иван Родионов прогудел в бороду:

– Хорош лясы точить. Дело ясное – биться будем, а там, глядишь, и наши подойдут. Давай второй вопрос.

Новый план обороны мы с Шерхелем разработали еще ночью. Чеканную рельефную карту нашего плоскогорья и его окрестностей к воротам притащили загодя, но я ею практически не пользовался – все находилось рядом, все можно было объяснить простыми жестами рук.

– Во-первых – башни. Совершенно очевидно, что после разгрома нашей обороны перед Перевалом неприятель постарается пробиться через лимес. Башни свободников больше не интересуют – мы заложили все нижние ярусы, лишив их возможности пробиться внутрь, а поднять своих воинов до верхних площадок башен они просто не смогут.

Лимес пока не подвергался атакам, но, боюсь, он не выдержит первого же мощного удара. Стена слишком низка, и свободники сумеют взобраться на нее.

Родионов нахмурился, хотел было возразить – ему стало обидно за своих бойцов, но я поймал его взгляд и отрицательно покачал головой, – молчи, мол.

Откашлявшись, я продолжил:

– Как бы мне ни было тяжело об этом говорить, лимес мы не удержим. Но! Мы можем подготовить врагу неприятный сюрприз здесь, за воротами, и тогда победа свободников обернется их поражением – по крайней мере на время, и приведет, говоря шахматным языком, к патовой ситуации. Я понятно говорю?

– Понятно! Давай короче! Конкретнее! – послышались возгласы из задних рядов.

– Хорошо. Тогда так: на стене мы разместим небольшой отряд арбалетчиков, подготовив для него пути отхода прямо по скале к Северной башне. Главная задача этого отряда – не дать раньше времени свободникам оседлать лимес. Защиту ворот мы ослабим, с тем чтобы неприятель смог пробиться через нее и оказаться по эту сторону Перевала. Вот здесь, здесь и здесь… – я показал на карте, используя арбалетный болт вместо указки, – будут находиться минные поля. Вот тут, тут, вот тут и еще здесь мы разместим паровые пушки, предварительно пристреляв их по целям у стены и ворот. Кстати, с Южного редута пушки уже снимаются – им там нечего оборонять, и они просто могут достаться врагу. Три передвижные паровые машины, которые будут обеспечивать стрельбу наших орудий, уже готовы к сборке.

Во-вторых – на вот этом косогоре, от минных полей до укреплений школы и больницы, мы выроем траншеи и разместим в них отряды пехотинцев, вооруженных, помимо арбалетов, ручными гранатами. В капонирах вот здесь и вон там разместятся катапульты, а еще две паровые пушки мы планируем поставить вот на этом холме, они прикроют дорогу, ведущую к заводу. Кроме того, два крупных тяжеловооруженных отряда засядут за стенами школы, чтобы в случае прорыва свободников контратаковать и отбросить врага к воротам.

Ну, и наконец, танк – если, конечно, мы успеем закончить его до того, как противник начнет штурм. Предполагается, что он будет совершать рейды на пространстве между траншеями и минными полями, а в случае экстренной необходимости попросту «заткнет» собой ворота, ведя огонь прямой наводкой.

Наш главный козырь в том, что ворота достаточно узки, и сразу много свободников через них пройти не сможет. Самое узкое место в защите крепостей и прочих укреплений – это скученность защитников в момент прорыва врага. Я испытал это на своей шкуре в Северной башне. Да, мы остановили свободников в проходе, но и только. В нашем же случае мы располагаем компоненты обороны вокруг единственно возможного и хорошо известного нам места прорыва и таким образом сможем контролировать ситуацию достаточно долго. Вопросы есть?

– Нет, Клим-сечен, – рявкнула за всех Кермен и тут же спросила: – Работать придется много, да?

Скрыв улыбку, я кивнул.

– Очень много, хатун. Поэтому командиры батальонов и отдельных отрядов – ко мне на инструктаж, остальные – шагом марш к своим подразделениям.

Работы по созданию нового укрепрайона идут полным ходом. Колонисты роют окопы, таскают камни и медные блоки, трубы завода дымят днем и ночью.

На рассвете прибыл гонец от Сулеймена Нахаби. Он каким-то чудом пробрался через сторожевые посты свободников. Со стены ему сбросили веревку.

Командир батальона «Наср», что в переводе с арабского означает «Победа», сообщал, что ему удалось напасть на большой обоз с боеприпасами, движущийся к Перевалу, и уничтожить свыше сотни ракет, пусковых станков и много разнообразного военного снаряжения. Затем батальон выдвинулся к побережью, но свободники силами до двух тысяч кавалерии атаковали позиции «Насра» и выбили батальон из рыбацкой деревушки Три Хвоста. Батальон понес ощутимые потери и ушел в горы.

«Насколько мне известно, – писал Нахаби, – противник в течение ближайших нескольких суток может получить достаточно сил и средств для прорыва линий нашей обороны».

В зале Дома Совета было жарко. Гонец, худой, как щепка, и черный, как ночь, эфиоп, вытянув мосластые ноги, отдыхал на складном стуле, прикрыв глаза. Его звенч, весь в зазубринах, валялся на полу.

– Как тебя зовут? – спросил я. Он с трудом разлепил веки и выпрямился.

– Тэкола, сэр.

– Ты бежал через равнину?

– Да, сэр.

– А скажи мне, Тэкола, видел ли ты хрустальных червей?

– Возле Кривого озера очень много. Все подвижны. Там стоит туман, сэр. Даже днем.

– Как думаешь – в ближайшую неделю погода изменится?

Африканцы лучше всех умеют угадывать медейскую погоду – это всем известно. И обычно они сразу говорят, что будет, а чего не случится. Но этот Тэкола неожиданно замешкался. Он закатил глаза так, что мне стало видно коричневые белки, пошлепал пыльными губами и наконец изрек:

– В долине у озера туман будет стоять до сезона дождей, сэр. Да, точно – до самых дождей.

– Хорошо. Иди отдыхай. Завтра утром пойдешь через горы на юг, к Мак-Дауну. Знаешь, где это?

– Да, сэр.

Я обернулся и крикнул в открытую дверь:

– Цэндорж! Переодеть, накормить, дать поспать. Завтра в шесть тридцать – ко мне.

Мой ординарец широко улыбнулся – не человек, а желтая монгольская луна, протянул гонцу руку:

– Пойдем, друг. Тэкола? Я слышал. Пойдем, кушать будешь, спать будешь. Девка хочешь? Девка будет. У нас девок много. Мужиков мало. Пойдем.

Они ушли. Я оперся локтями о медный стол и пробормотал в усы:

– Никакого порядка. Разнежились тут, как на курорте. Девок у нас, видишь ли, много… Вот придет Сыч – и покажет нам всем курорт…

Несмотря на то что наш с Шерхелем план обороны казался безупречным, я понимал, что мои бойцы, большинство из которых правильнее было бы назвать бойцухами, не остановят свободников. Но еще яснее я понимал, что пустить врага на плоскогорье – смерти подобно. Шерхель был абсолютно прав, когда говорил, что если враг возьмет кузни и плавильни, нам, всем нам, и тем, кто сейчас в Горной республике, и войскам, оказавшимся в тылу имперцев, конец.