– Станция Судьбы. Она же «Полянка». Она же – просто уютное местечко для разговоров, – неожиданно громко прозвучал скрипучий голос. – Думаю, вы уже догадались, кого изображают все эти статуи. – Слова явно предназначались Шторму.

– Кто вы? – спросил он.

Вскоре они уже сидели прямо на полу, у разведенного костра, на платформе этой диковинной станции, подстелив какие-то картонки и ветошь. Матрена не сводила глаз с седого старца с тоненькой жиденькой бородкой, который то и дело подкидывал в костерок замусоленные и рваные книжки, которые валялись у его ног. На лице девушки читались страх, любопытство и удивление.

– Имени у меня нет. По крайней мере, такого имени, которое было бы привычно людскому восприятию. Можете звать меня Проводником – это, наверное, наиболее точно соответствует тому, чем я занимаюсь.

Тепло, идущее от небольшой костерка, приятно согревало руки. Вячеславу совсем расхотелось пускаться сейчас в расспросы или рассуждения. При виде огня, такого естественного и настоящего, тревоги и переживания отступили на второй план. И место это уже не казалось таким загадочным, как в тот момент, когда они только ступили на платформу «Полянки».

Старец взглянул на Шторма и хитро прищурился.

– Тяжело жить с таким знанием? Понимаю. – Он часто-часто закивал, словно в подтверждение своим невысказанным вслух мыслям. – Не всегда знание – это помощь, иногда оно словно проклятие, все время покоя не дает. Как червячок, грызет в черепушке, шевелится, напоминает о себе. И избавиться никак. Только если…

Старец выразительно приставил палец к виску и изобразил, как нажимает на спусковой крючок.

– Но ведь нет, это проявление слабости, – продолжил он, – а ты сильный. Вот и несешь этот груз.

Проводник подобрал с пола еще пару книжек и швырнул в огонь, который в благодарность вспыхнул с удвоенной силой. Языки пламени лизнули изношенные ботинки Шторма, но тут же отступили, будто живые, шипя и разбрасывая искры. Это не укрылось от старца, он удивленно приподнял одну бровь, но тут же снова растекся в масляной улыбке.

– Ну, а ты? – Он повернулся к Матрене. – Хрупкая девочка, страдалица, взаперти почти всю сознательную жизнь, ай-яй-яй. Книжек умных начиталась. Видения там всякие, ага, приступы… Ясно. Лучшей попутчицы и не найти себе, верно? – это было сказано уже опять Шторму.

– Ну, и что же дальше, дед? Мне казалось, что я обрету здесь смысл своего пути, что все не просто так, что я, может быть, нужен кому-то в помощь.

– Нужен, – закивал старец, – всем нам нужен. Всему этому, – он обвел трясущейся рукой стены станции, – нужен. Ей нужен, – сморщенный палец ткнул в Матрену, – и мне нужен. Ты даже не представляешь, как сильно.

Проводник улыбнулся и подмигнул как-то одновременно сразу и Матрене, и Вячеславу.

– Зачем же нужен-то? – Шторма уже начинало раздражать это общение: столько слов, а толку никакого.

– Ну, неужто не догадался еще, любезный?

Занялась, зашипела еще одна книжка, стремительно поглощаемая вечно голодным огнем. Старец потыкал ее подхваченным с пола прутом, поворошил костерок, осклабился. От полыхнувшего жара по сухой, мертвенно-бледной щеке покатилась слеза, которую он тотчас смахнул.

– Разве я стал бы тогда спрашивать?

– Правильно заданный вопрос уже сам по себе ответ, ведь так?

Как же Вячеслава достали эти загадки! Ему ни о чем не хотелось думать, мысли ворочались, словно пудовые гири, сознание расслабленно плыло, тепло костра приятно грело уставшие ноги. Из вороха тряпья вынырнула черная кошка, мигнула ему своими зелеными глазами, потянулась и юркнула в полумрак станции.

– Не было бы без тебя этого, ничего бы не было, – почти проворковал поскрипывающий голос. – Ты все создал, тебе и ответ держать.

Шторм удивленно взглянул на старца. «Дрянь он какую-то курит здесь, что ли? Да и немудрено. И дожил ведь до столь почтенного возраста, не загнулся до сих пор. А глаза хитрющие!»

– Возможно, вы уже слышали истории про невидимых наблюдателей, о которых шепчут люди?

Матрена и Вячеслав кивнули одновременно.

– А ведь невидимый наблюдатель – это, эмм, своего рода режиссер, – продолжал Проводник.

– Да байки все это, – парировал Шторм зачем-то. – Народ поразвлекать, чтобы скучно не было.

– А вот не скажи. – Дед вдруг стал серьезным. – Не скажи. Это что же получается такое: то, на чем, то есть на ком наше метро держится – это байка? Тогда зачем ты сюда пришел?

– Я и сам уже не знаю, дед. Погоди, не надо. – Шторм перехватил его руку, уже готовую швырнуть в костер очередную книгу, выхватил из слабых старческих пальцев мятое издание с рваными страницами. – Нельзя так. Чувствую, что неправильно.

Книгу было совершенно невозможно уже читать: страницы были затерты почти до дыр, шрифт размазан – бесполезная штука, только в костер ее и надо. «Чего выхватил?» Но руки подвели, не смогли – книжка шлепнулась на пол, вернулась к своим еще не сгоревшим собратьям.

– Во-от. А знаешь, зачем ты здесь?

– Зачем?!

– Да все просто – потому, что ты хочешь стать невидимым наблюдателем!

– Дед, ну что за бред?

– Не бред, – Проводник покачал пальцем у Вячеслава перед носом, – не бред. Ведь ты давно им уже и стал. Просто узаконить нужно, так сказать.

– Узаконить? – Шторм решил подыграть немного деду. – И что же нужно сделать для этого?

– Проще простого, выпьем на брудершафт, и дело с концом.

Как у умелого фокусника, в руках старца тут же появились две фляжки, одну из которых он протянул Вячеславу.

– На!

Шторм потряс фляжку, на дне плескалась жидкость. Открутил крышку и понюхал. Нос прошиб запах ядреного самогона. «Не отравит ли?» – зазвенела мыслишка.

– Ну, ты что? Оно мне надо? – спросил Проводник.

И почему-то Вячеслав ему безоговорочно поверил. – Хрен с тобой! – махнул он рукой.

– За новую должность!

– За нее.

Выпили. На брудершафт. Самогон обжег горло, Шторм чуть не поперхнулся с непривычки – давно не употреблял.

– Ну, и что же дальше, дед?

– А чего ты ждешь? Теперь у тебя много работы, много забот. И еще ты теперь Хранитель летописи метро. А Матрена тебе будет помогать на твоем нелегком пути, который еще только начинается.

– Какой еще летописи?

– Держи!

Тяжелый объемный фолиант лег Вячеславу в руку, сверкнуло в тусклых отсветах костра золоченое тиснение, руки обхватили шершавую плотную потертую книгу, которая оказалась очень увесистой. Весомый аргумент в любом споре!

Повеяло холодом. Словно разом из всех дыр дунули туннельные сквозняки. Заплясал, заволновался огонь затухающего костра.