Собиравшаяся то ли в Багерлее, то ли вовсе на эшафот мученица как по волшебству превратилась в светящуюся радостью невесту. Что случилось, не знала даже Селина. Дочь ходила как в воду опущенная – страдала, что подруга изменила синеглазому герцогу ради кареглазого. Луиза подозревала, что дело обстоит как раз наоборот и Айрис в голову пришло нечто несусветное, что поможет ей освободить Алву, победить всех врагов и еще разок отколошматить братца. Если так, ухо придется держать востро и первым делом понять, почему Айрис рвется в Надор. Уж не потому ли, что от Надора недалеко до Каданы, а на каданской границе стоит Лионель Савиньяк, о котором вспоминала Катарина?

Конечно, белокурый маршал все знает или вот-вот узнает и без девицы Окделл. Очень может быть, что «невеста герцога Эпинэ» до Надора не доедет, а угодит в объятия знакомого сержанта. Тогда... Тогда Луиза Арамона отправит девчонок в Бергмарк, а сама увяжется за армией. Хоть маркитанткой, хоть пешком, но в Олларию! Чтобы своими глазами увидеть, как нынешних победителей топят в Данаре. И ухватить бравого Гокса за рукав, если топить станут не тех.

Была и третья причина, которую вдове капитана Лаик предстояло таскать за пазухой до Заката. Луиза Арамона никогда никому ничего не скажет, но увидеть Рокэ Алву живым и здоровым она должна. Или дотащить потомство до счастья и с чувством выполненного долга сдохнуть на могиле кэналлийца.

Капитанша с грохотом захлопнула последний сундук, вызвала слуг, велела отнести в карету и занялась собой. В том смысле, что припудрила лицо и поправила волосы. Она успела вовремя: в дверях зашуршало, и Одетта Мэтьюс объявила, что «госпожа Оллар ждет герцогиню Окделл и ее дам».

– Герцогиня сейчас будет. – Неужели это в последний раз? Бледная мордочка Катарины, хризантемы и лилии в нухутских вазах, замерзшие статуи под окнами? Вот уж точно, что во дворцах не радуются и даже не живут, а цепляются за колючки, чтоб в омут не затянуло.

Госпожа Мэтьюс, шумно дыша, вывалилась вон. Луиза тронула присланную Альдо шпалеру с танцующими розовыми птицами, наверняка вынесенную из дома какого-нибудь Манрика, и отправилась за подопечной. Селина не подвела. Головку Айрис украшало вполне пристойное сооружение, рубиновые звездочки сияли там, где надо, якобы «забытый» одинокий русый локон был не длиннее и не короче, чем следовало. Зато собственные кудри дочь затянула так, словно собиралась то ли купаться, то ли в аббатство.

– Молодец, Селина, – о нелепой прическе и прочих глупостях она скажет позже, – очень хорошо. Айрис, теперь ты видишь, что тебе следует носить именно «Раковину»?

– Вижу, – девица Окделл вскочила. – Все готово? Мы едем?

– Сначала идем, – не выдержала Луиза. – Айрис, вы слишком откровенно выказываете свою радость.

– Я люблю Робера, – вздернула подбородок счастливая невеста, – а он любит меня. С первого взгляда. Наши семьи всегда сражались за великую Талигойю и дело Раканов. Мы должны быть вместе.

– Несомненно, – Луиза расправила пунцовые ленты на платье наследницы святого Алана, – но слишком резкая смена настроения у молодой девушки – признак дурных манер.

– Правда? Я не подумала, – Айри честно опустила глаза, но уголки губ предательски торчали вверх. Она была возбуждена и довольна. В отличие от госпожи Оллар.

Бывшее Величество полулежало в кресле. Разумеется, спиной к окну. Катарина так и не сняла черный олларианский траур, превращавший мать пока еще троих детей в вечернюю темнокрылую бабочку, хрупкую и изысканную. Руки с тонкими пальцами перебирают четки, рукава подколоты, на тонком запястье виден обручальный браслет. Госпожа Оллар могла шестнадцать раз избавиться и от браслета, и от Фердинанда, но не избавилась. Почему?

– Айрис, сядь. – Катарина указала на обитый розовым шелком пуф, которого Луиза еще не видела. Айрис присела, напомнив готового немедленно вспорхнуть дятла. Королева оставила четки и сложила руки на коленях. Окруженные серыми тенями глаза, алебастровая кожа, пепельные завитки на высоком лбу... «Паонская башня» – сложная прическа, очень сложная, особенно для свергнутой, больной и несчастной.

– Айри, дорогая, – супруга Фердинанда Оллара улыбалась, а казалось, что плачет, – надеюсь, ты будешь счастлива с моим кузеном, а он с тобой. Если кто-то заслуживает счастья в этом мире, то это вы с Робером, но я хочу просить тебя о другом. Пожалей свою мать. Пойми и пожалей.

Айри молчала, только брови сдвинула. Слишком густые и широкие. Сейчас не до них, но выщипывать лишние волоски рано или поздно придется.

– Дитя мое, ты меня слышишь? – Катарина раздвинула губы в мученическом оскале, прижала к губам платок, сладко и настырно запахло гиацинтами. Какова лисичка! Оставить мужа на верную смерть в столице и хранить ему верность – это надо суметь!

Бледная лапка коснулась пепельных волос.

– Даже если матушка будет к тебе несправедлива, если твое сердце восстанет против ее слов, не давай обиде воли. Герцогиня Мирабелла так долго страдала... Когда человеку больно, он часто причиняет боль другим, но его вины в этом нет.

А вот и есть! Мы сами свои беды и делаем, и почему за моими курами должен убирать другой? Ах, Мирабелла несчастна, а другие счастливы? Та же Дженнифер Рокслей или сама Катари, раздери ее кошки. Только одни кидаются на людей, а другие плачут и молятся или молчат и улыбаются. Мало ли у кого мужа убили, с кем не бывает, а вот дети, бегущие из дому, – это приговор.

– Ваше Величество, я не буду перечить маменьке, – выдавила из себя Айрис. – Это – грех, а я Чту и Ожидаю.

Святая Октавия, и когда только врать научилась? Или ее научили, но кто? Не Эпинэ же.

– Теперь я спокойна. – Катарина откинулась на подушки, бледная рука потянулась к наглухо застегнутому воротнику. – Мне будет не хватать тебя. И вас, госпожа Арамона. И Селины. Я была бы счастлива, останься вы со мной, но в Надоре вы нужнее.

Нужнее для чего? Хватать за шиворот Айрис или, наоборот, не хватать? А если все затеяла Катарина? Заморочила голову Айрис, уломала кузена, но зачем? В прежних комнатах умная дуэнья знала бы все, а в этом загоне остается шить, есть и глазами хлопать.

Катарина Ариго оттянула белое кружево у шейки:

– Госпожа Арамона, Селина! Подойдите, прошу вас.

Луиза ухватила дочь под локоть и подвела к бывшей королеве. Бывшей? Ха, у Катари все шансы вернуть себе и мужа, и корону, и любовника. И пусть ее, только б обошлось с ними со всеми. С Алвой, с Фердинандом, даже с дурой Мэтьюс, которую не за что убивать и у которой вот-вот родится внук Рокслей.

– Селина, – страдалица взяла с орехового столика шкатулку, – это... Возьми, как память о... о девочке из Эпинэ, которая мечтала о любви и тихом счастье. Я так их и не надела, мне пришлось носить другие драгоценности. Совсем другие.

Госпожа Арамона, я благодарю вас за... за все. И я надеюсь на вас. Вы поможете Айрис?

Понимай как хочешь, но кто, кроме Катари, мог объездить Айрис? И потом, если звать кого на помощь, так старшего Савиньяка. У красивого графа армия, он знает столицу, как никто, но даже Лионелю нужны союзники во дворце, а дохлый гиацинт – помощник хоть куда. У кошки птичку выпросит, а у собаки – кошку.