Доклад и заключительное слово Раковского явились, по существу дела, критикой лицемерного и недобросовестного характера большевистской внешней политики, хотя и выдержанной в эзоповском стиле.

Пленум, естественно, одобрил все решения, принятые в Политбюро по обсуждавшемуся вопросу. Основное внимание в резолюции обращалось на «сбор индивидуальных контрпретензий лиц, пострадавших от интервенции» и на то, чтобы Госплан привлек «представителей промышленных районов и областей к разработке вопроса об использовании кредитов, которые могут быть получены в Англии, и связанных с этими кредитами заграничных заказов».[574]

Х. Г. Раковский использовал месяц пребывания в СССР и для встреч с разными аудиториями, которые лишь весьма условно можно именовать общественностью. 16 марта в помещении Московского цирка он выступил перед коммунистами ленинского призыва с докладом о международном положении, посвященном, естественно, прежде всего советско-английским отношениям, но не ограничивавшемся только ими. Говоря накануне «дня Парижской Коммуны», который в то время торжественно отмечался в СССР 18 марта, он уверял, что Советское государство проводит в жизнь заветы Коммуны, осуждает войны и аннексии. Эти утверждения носили характер общих пропагандистских клише, ибо между Советским государством, укрепившимся в результате кровопролитной Гражданской войны, массовых насилий, и Коммуной, носившей в основном демократический характер, было мало общего. Однако другие положения доклада были несравненно более осмотрительными. Тонкий аналитик, Раковский счел, например, что дело идет к официальному признанию СССР в международном масштабе.[575]

23 марта в центральной печати СССР был оглашен состав утвержденной ЦИК СССР советской делегации для переговоров в Лондоне, в которую вошли М. М. Литвинов, член коллегии Наркомфина Е. А. Преображенский, нарком рабоче-крестьянской инспекции СССР Н. М. Шверник, председатель Донецкого губсовпрофа А. М. Радченко, председатель ЦК профсоюза текстильщиков И. И. Кутузов, директор Госбанка СССР А. Л. Шейнман, председатель ВЦСПС М. П. Томский, торгпред в Германии Б. С. Стомоняков, член ЦИК Туркменистана И. Хидыр-Алиев, член коллегии НКИД Ф. А. Ротштейн, эксперты и секретари. Главой делегации стал Х. Г. Раковский.[576]

3 апреля делегация выехала через Берлин в британскую столицу и 9 апреля прибыла в Лондон.[577]

С некоторыми членами делегации, включенными в нее для коммунистического антуража, Раковскому, безусловно, приходилось туго. Об этом свидетельствует брошюра И. И. Кутузова,[578] малограмотная и мещанская, но откровенно дававшая представление о ментальности самого автора и некоторых других делегатов. Вот выдержка из брошюры: «Отправляемся по городу гулять. Нас со всех сторон наблюдают: какова, мол, русская братва. В особенности заинтересовала фигура тов. Хидыр-Алиева (представителя Туркменистана) с его ярким восточным костюмом. Идет медленно, как мулла, и его фигура в халате и чалме издалека видна». Или вот как рассказал Кутузов о приеме у лейбористского депутата О. Мосли (будущего лидера Союза британских фашистов) и его жены – дочери лорда Керзона: «Простояли часа полтора с разговором натощак, спустились вниз, там тоже потолкались стоя, выпили по чашке кофе и айда в свою гостиницу “Албанию”».[579]

Можно представить себе, как тщательно приходилось Раковскому инструктировать таких, с позволения сказать, «дипломатов» и как внимательно следить за их поведением, чтобы они не создали какого-либо дипломатического инцидента или анекдотической ситуации, что было бы не намного лучше. Легкие ситуации такого рода возникали, когда, например, тот же Кутузов стал жать руку лакею на одном из приемов,[580] но дело ни разу не дошло до существенного скандала, и, безусловно, решающая заслуга в этом принадлежала Раковскому.

Переговоры открылись 14 апреля. Х. Г. Раковский выступил с обширной речью, произнесенной, как сообщала печать, на безукоризненном французском языке. Он выразил благодарность за дружественный характер встречи в Англии, подчеркнул, что делегация СССР – полномочная и политически авторитетная, имеющая право принимать на месте необходимые решения. Оратор указал на общие принципы, которыми будет руководствоваться советская делегация. Ее важнейшая задача – достижение тесного торгово-промышленного и финансового сотрудничества. «Совместными усилиями мы можем найти пути, которые, усилив торговлю между обеими странами и уменьшив в Англии безработицу, дадут нам возможность скорее возобновить наше разрушенное земледелие и нашу разрушенную промышленность».[581]

В первом заседании с британской стороны слово взял премьер-министр Макдональд. Но непосредственно переговоры возглавлял заместитель министра иностранных дел Артур Понсоби.

К открытию конференции была приурочена публикация меморандума финансовых кругов Сити, настаивавших на признании советским правительством всех дореволюционных долгов и права на возмещение всем бывшим собственникам имуществ в России. Макдональд потребовал, чтобы переговоры велись на базе этого ультимативного меморандума, а также признания договоров, существовавших между Англией и Россией, и прекращения проводимой СССР антибританской пропаганды.

На следующий день появилось заявление тред-юнионов, своего рода контрмеморандум, подписанное их лидерами А. Перселем, Б. Тиллетом, Р. Вильямсом и другими, настаивавшими на компромиссе. Некоторые левые английские круги призывали к «британскому Рапалло», то есть к взаимному аннулированию старых претензий. Что же касается Р. Макдональда, то он занимал колеблющуюся позицию, естественно не раскрывая своих замыслов.

Первые впечатления от переговоров были благоприятными. Раковский сообщил агентству Рейтер, что обнаружилась добрая воля к соглашению и не возникли пока никакие серьезные разногласия. Оптимизм полпреда был велик, он выражал надежду на выработку позитивных решений уже в ближайшие недели.[582] Германское агентство Вольфа через несколько дней высказалось более сдержанно: «В осведомленных кругах сообщают, что англо-русские переговоры протекают вполне нормально… Разумеется, еще рано высказываться об исходе переговоров, которые, вероятно, продлятся довольно долго».[583]