Фейсал глазел на нас, как на сумасшедших. Быть может, он был прав. В присутствии Джона в голове у меня действительно происходил какой-то сдвиг.

— Пока счет равный, — объявил Джон. — Как я уже говорил, нужно что-то сделать с твоими волосами.

— Острижем их, — сказала я, потянувшись за ножницами, — тогда Фейсал и мне сможет повязать на голове платок по-арабски.

Джон взял ножницы:

— Садись. Я тебя постригу.

— Не знала, что среди множества навыков, которыми ты так искусно владеешь, числится и мастерство парикмахера.

Его руки медленно двигались от моей макушки к затылку, расчесывая спутанные волосы и собирая их в пряди. После долгой паузы он сказал:

— У меня есть идея получше. Сеанс космического очищения тебе не повредит.

— О чем это ты? — я попыталась обернуться, но он сомкнул пальцы вокруг моих собранных в «конский хвостик» волос и сильно дернул.

— Контакт со Вселенной, пробуждение коллективного сознания мира, — нараспев продекламировал Джон. — Правда, для ньюэйджера ты недостаточно грязна, но это легко исправить.

Когда процесс «исправления» был завершен, я представляла собой чумазого блондина с длинным тонким «конским хвостиком» и недвусмысленными кругами под глазами. Грязь и «борода» получилась благодаря земле из сада, золотая серьга в одном ухе была подарком бабушки, а рубашка с длинными рукавами и без воротника принадлежала Фейсалу. Войдя в роль, я потребовала магический кристалл и пару оборванных выше колен джинсов.

— Найдем какой-нибудь мистический амулет на базаре по дороге, — пообещал Джон. — Эти типы обожают скарабеев, анки[52]и прочую белиберду. От шорт придется отказаться: у тебя недостаточно шишковатые колени, чтобы сойти за мужские.

— Можно было бы выразиться и более комплиментарно, — укоризненно сказала я.

— Твои ноги, дорогая, — шедевр пластического изящества, — нарочито угодливо произнес Джон. — Эти отростки могли бы сделать честь Афродите или юной Диане. Никогда и никто не поверит, что такие восхитительные, стройные, округлые прелести принадлежат мужчине. Формы твои, если быть кратким, редкостны и божественны.

— Крючкотвор, — оценила я его речь.

— Очко в твою пользу.

Друг Фейсала оказался скромным, застенчивым парнем. Как только, услышав звук клаксона, мы вышли из дома, он незаметно соскользнул с водительского места и удалился, не оглядываясь. Если он хотел остаться инкогнито для нас с Джоном, ему это удалось.

Что же касается машины, то мне доводилось видеть нечто в подобном роде на пунктах сбора металлолома или на пустырях. Будь эта колымага в хорошем состоянии, она представляла бы собой образчик стиля ретро; подобные модели вышли из моды лет тридцать назад.

— Боже милостивый! — воскликнул Джон, увидев ее. — А получше он ничего не смог найти? Мы в этой развалюхе и двадцати миль не проедем.

— Надеюсь, ты не сочтешь грубостью, — заметил с достоинством Фейсал, — если я напомню, что в твоем положении не пристало быть таким привередливым, ты ведешь себя как типичный богатый капризный турист. Мы, малоимущие жители «третьего мира», не можем позволить себе каждый год менять машину, поэтому нам приходится поддерживать на ходу старые автомобили.

— Туше, — признал свое поражение Джон. — Очередное, после тебя, Вики.

Он передал мне корзину, которую бабушка заставила нас взять с собой. Это был весь наш багаж, если не считать костюма Фейсала. Фейсал сел за руль.

— Куда? — спросил он.

— В отель турагентства.

— О, чудесно придумано — в больших туристских отелях они будут искать нас в первую очередь.

— Твое дело — баранку крутить, — отрезал Джон. Шмидт дал мне свой ключ, «на всякий случай». Я тогда не спросила его, на какой именно, голова моя была занята другим, но, пересекая вестибюль и стараясь выглядеть погруженной в состояние магического транса, словно меня вовсе не интересуют потенциальные похитители людей, пожалела об этом. Шмидту не было нужды выходить из номера, разве что обменять дорожные чеки, но это делается очень быстро, и, напротив, у него имелись все основания не высовывать носа наружу. Даже если бы они определили его местонахождение, они не смогли бы схватить его, пока он не откроет им дверь, а Шмидт, разумеется, не настолько глуп, чтобы впустить кого бы то ни было, кроме... Кроме коридорного или кого-то, кто сымитирует мой голос.

Джон пошел вперед. Когда я вышла из лифта, он уже ждал в коридоре.

— Что-то не так? — спросил он.

Я не спрашивала, откуда он знает, он всегда знал.

— У меня дурное предчувствие, — призналась я.

— Всегда лучше рассчитывать на худшее. — Он взял у меня ключ. — Отойди подальше.

Джон резко распахнул дверь ногой и замер, словно перед прыжком.

— Как в кино, — сказал он, выпрямляясь. — Да, глупо думать, что в наши дни преступники всегда пускают в ход автоматическое оружие. Впрочем, полагаю, по их мнению, это выглядит...

— Его здесь нет. Проклятый старый идиот, куда его черт понес?

Двери в туалет и ванную комнату были открыты. Значение этого факта дошло до меня лишь после того, как мы обшарили все места, где бы он мог прятаться; мое болезненное воображение настраивало меня лишь на то, что мы найдем скорченный труп Шмидта в ванне или под кроватью.

— Похоже, он ушел своим ходом, никаких следов борьбы нет, — сказала я наконец. — Если он отправился в дом Лэрри искать меня, я его убью.

— Он туда не отправился, — возразил Джон.

— Что? — Я резко обернулась к нему. Он склонился над столом. — Откуда ты знаешь?

— Он оставил тебе записку.

Бумага была смята и снова разглажена, к тому же так испачкана чем-то коричневым и липким, что буквы различались с трудом.

«Моя дорогая Вики, — начиналась записка (я перевожу, Шмидт писал по-немецки). — Теперь у меня есть необходимые доказательства. Я оставлю это в вашем отеле и поеду на свидание, которое мы...»

— Что за чушь? — воскликнула я. — Какие доказательства? Он ничего мне не говорил. И что за отель? Что за свидание?

— Успокойся. — Джон сел за стол. — Давай попробуем разобраться, что он имел в виду.

— А может, лучше не разбираться, а убираться отсюда?

— Спешить некуда, они здесь уже побывали.

— Откуда... — Я осеклась. Ему очень хотелось произвести впечатление: полуулыбка и холодно-насмешливый взгляд были столь выразительны, что мне не оставалось ничего другого, как изобразить глупенькую болтушку, чтобы он мог терпеливо и снисходительно мне все разъяснить. — Где была эта записка?

Джон милостиво кивнул, словно учитель тупому ученику, наконец начавшему хоть что-то соображать: