убийство мальчика и возвращение его к жизни. Такие обряды становятся понятными, если предположить, что их суть заключается в извлечении души юноши с целью передачи ее тотему. Ведь извлечение души, естественно, должно было бы убить юношу или, по крайней мере, ввести его в состояние, подобное смерти, которое дикарь с трудом отличает от смерти. Его выздоровление объясняется либо постепенным восстановлением организма после сильного потрясения, либо, что более вероятно, вливанием в него свежей жизни, полученной от тотема. Таким образом, суть этих инициационных обрядов, если они сводятся к имитации смерти и воскресения, сводится к обмену жизнями или душами между человеком и его тотемом. Первобытная вера в возможность такого обмена душами ярко проявляется в истории с баскским охотником, который утверждал, что был убит медведем, но тот, убив его, вдохнул в него свою душу, так что тело медведя теперь мертво, а сам он – медведь, существующий в теле охотника. Это оживление мертвого охотника в виде медведя в точности аналогично тому, что, согласно рассматриваемой теории, должно происходить в церемонии умерщвления мальчика в период полового созревания и возвращения его к жизни. Юноша умирает как человек и оживает как животное; душа животного теперь в нем, а его человеческая душа – в животном. Поэтому он с полным правом может называть себя медведем, волком или кем-либо еще, в соответствии со своим тотемом, и с полным правом может относиться к медведям, волкам или кому-либо еще как к своим братьям, поскольку в этих животных обитают души его самого и его сородичей[117].

CLIII. Причина помещения души вне тела

Везде, где существует тотемизм и где принято при инициации убивать и возвращать к жизни, может существовать (или существовала) не только вера в возможность навсегда поселить душу в каком-либо внешнем объекте – животном, растении и т. д., но и реальное намерение сделать это. Если спросить, почему люди хотят поместить свою жизнь вне тела, то ответ может быть только таким: как великан в сказке, они считают, что так будет безопаснее, чем носить ее с собой – так же, как люди кладут деньги в банк, а не держат их при себе. В критические моменты жизнь или душу иногда временно убирают в безопасное место, пока не минует опасность. Но такие мировоззренческие системы как тотемизм нужны не только в особых случаях опасности; это системы, в которых каждый человек или, по крайней мере, каждый мужчина обязан пройти инициацию в определенный период жизни. Так вот, период жизни, в который происходит инициация, – это половое созревание, и этот факт позволяет предположить, что особая опасность, которую тотемизм и подобные ему системы призваны предотвратить, не возникает до достижения половой зрелости, то есть считается, что таковая опасность связана со взаимоотношениями полов. Можно было бы легко доказать, опираясь на множество фактов, что сексуальные отношения ассоциируются в первобытном сознании со многими серьезными опасностями, но точная природа этой опасности пока остается неясной. Остается надеяться, что более обширное знакомство с образом мышления дикарей со временем раскроет эту тайну первобытного общества и тем самым даст ключ не только к пониманию тотемизма, но и к разгадке происхождения брачной системы.

CLIV. Дикарские представления о душах животных

Объяснение тайны жизни идеей о живущей внутри и практически бессмертной душе дикарь не ограничивает человеком, а распространяет на весь одушевленный мир в целом. При этом он более почтителен к животным и, возможно, более логичен, чем цивилизованный человек, обычно отказывающий животным в той привилегии бессмертия, которую он требует для себя. Дикарь не столь горд, он обычно верит, что животные наделены чувствами и разумом, как и люди, и что, как и люди, они обладают душами, которые после смерти тела либо блуждают в виде бесплотных духов, либо рождаются вновь в животной форме.

<…>

Тот же мотив, который заставляет первобытного земледельца поклоняться зерну или кореньям, побуждает первобытного охотника, птицелова, рыболова или скотовода почитать зверей, птиц или рыб, дающих ему средства к существованию. Естественно, что представление о смерти этих существ возникает у него с необычайной внятностью и отчетливостью, поскольку не фигуральная или аллегорическая смерть, не пустая метафора, а реальная смерть постоянно и настойчиво требует его внимания. И как ни странно для нас, представление о бессмертии и даже воскрешении низших животных оказывается для дикаря почти столь же привычным и принимается им почти с такой же непоколебимой верой, как и очевидный факт их смерти и уничтожения. Как правило, он считает само собой разумеющимся, что души умерших животных продолжают жить после их смерти, поэтому большая часть мыслей дикаря-охотника посвящена проблеме того, как лучше всего успокоить разгневанных духов своих жертв, чтобы они не причинили ему вреда. Этот отказ дикаря признавать в смерти окончательное прекращение жизненного процесса, эта беспрекословная вера в непрерывность жизни – факт, который еще не получил достаточно глубокого рассмотрения, которого он явно заслуживает как со стороны исследователей строения человеческого разума, так и со стороны историков религии.

<…>

Так, для дикаря, рассматривающего всех живых существ практически на равных с человеком, акт убийства и поедания животного должен иметь совершенно иное значение, чем для нас, считающих интеллект животных намного ниже нашего и отрицающих наличие у них бессмертной души. Поэтому, исходя из принципов своей грубой философии, первобытный охотник, убивший животное, считает себя уязвимым для мести либо его бесплотного духа, либо всех остальных животных того же вида, которые, как и люди, связаны между собой родственными узами и обязательствами кровной мести, а значит обязаны возмутиться нанесенной одному из них обиде. Поэтому дикарь берет за правило щадить тех животных, которых ему незачем убивать, по крайней мере, таких свирепых и опасных, которые могут жестоко отомстить за убийство одного из своих сородичей.

CLV. Сны как источник веры в бессмертие

Рассмотрение обычаев дикарей, связанных с сосуществованием и размножением животных, на которых они охотятся и которых убивают, способно удивить нас непреложной верой первобытного человека в бессмертие низших существ. Он, по-видимому, принимает как данность, слишком очевидную, чтобы ее оспаривать, что звери, птицы и рыбы имеют душу, подобную его собственной, которая переживает смерть своего тела и может возродиться в другом теле, чтобы снова быть убитой и съеденной охотником. Целый ряд обычаев, причудливых и нелепых на взгляд цивилизованного человека, зиждутся на этом основополагающем суждении. Их изучение заставляет усомниться в том, что существующее объяснение веры дикарей в бессмертие человека в достаточной степени соответствует всем фактам. Эта вера обычно разъясняется на основе примитивной теории сновидений. Дикарь, дескать, не в состоянии отличить сновидение от реальности жизни наяву, и поэтому, увидев во сне своих