смертельно больна, и всякий раз меня переполняет неописуемая печаль. Я сознаю, прекрасно сознаю, что перехожу на другой этап жизни. Все признаки старения: порванный коленный хрящ, слабеющее зрение, боли в спине, старческие пятна на коже, седеющая борода и волосы, сны о моей смерти – все это говорит мне, что я двигаюсь к концу своей жизни.

Она выслушала меня, но ничего не сказала.

– И еще одно, – добавил я. – Я решил работать с умирающими пациентами, надеясь, что они подведут меня ближе к трагической сути моей собственной жизни. И они действительно это сделали: мне пришлось на три года вернуться в терапию.

После этих слов Айрин кивнула. Мне был знаком этот кивок, точнее, даже серия кивков: за резким движением подбородка следовали два или три мягких кивка – ее телесная азбука Морзе, говорящая мне, что я выдал удовлетворительный ответ.

Я усвоил свой первый урок: чтобы лечить скорбь, терапевт не может оставаться отстраненным, он должен встретиться со смертностью лицом к лицу. И за этим последовали другие уроки, вокруг которых я и решил построить свой рассказ. В этой истории пациентка была истинным учителем, а я был лишь посредником, передающим дальше ее уроки.

Рассказом, от написания которого я получил наибольшее удовольствие, несомненно, было «Проклятие венгерского кота». В этом рассказе Эрнест Лэш (на время отпущенный из «Лжеца на кушетке») пытается лечить Мергеша, злобного, говорящего по-немецки кота, проживающего свою девятую, последнюю жизнь. Мергеш изрядно поколесил по свету, в одной из прежних жизней сожительствовал с Ксантиппой, кошкой, жившей в доме Хайдеггера, а теперь безжалостно преследовал Артемиду, возлюбленную Эрнеста.

Эта история во многом фарс, но в то же время она содержит, возможно, мои самые глубокие рассуждения о смерти и облегчении страха смерти. Я написал бо́льшую часть этого рассказа, когда гостил у Боба Бергера, моего близкого друга со времен медицинской школы, который недавно умер. Я сделал местом действия этой истории Будапешт, и Боб, выросший в Венгрии, снабдил меня венгерскими именами и названиями для персонажей, улиц, мостов и рек.

Я с любовью вспоминаю одно публичное чтение «Мамочки и смысла жизни» в книжном магазине «Бук-Депо» в Милл-Вэлли, где мой сын Бен, театральный режиссер, читал со мной по ролям беседу Эрнеста с Мергешем. Я не любитель траурных церемоний, но если моя семья решит устроить поминки после моей смерти, я хотел бы, чтобы на них прочитали этот диалог – это скрасит атмосферу. Так что, пожалуйста, Бен, возьми на себя роль кота и выбери кого-то из своих братьев или из своих любимых актеров на роль Эрнеста.

Глава тридцать вторая

Как я стал греком

Из всех стран, где были переведены и изданы мои работы, Греция – одна из самых маленьких – занимает в моей душе самое большое место. В 1997 году Ставрос Петропулос, владелец «Агра Публикешенс», купил права на переводы всех моих книг на греческий и пригласил супружескую пару, Янниса Цевраса и Евангелию Андритсану, в качестве переводчиков. Так для нашей семьи начались длительные и важные отношения. Яннис – учившийся в Америке психиатр и известный греческий поэт, а Евангелия совмещает профессии клинического психолога и переводчика.

Хотя Греция никогда не играла важной роли в сфере психотерапии, а ее читающее население составляет всего около пяти миллионов, греки сразу же стали моей самой обширной аудиторией в мире в пересчете на душу населения, и там меня знают как писателя лучше, чем где-либо еще. Я никогда не понимал почему.

Со времен нашей первой встречи с Грецией – той самой, когда наш багаж потерялся и мы с Мэрилин пять дней путешествовали налегке, – мы вместе приезжали в эту страну еще дважды, и обе поездки оказались необыкновенными.

Первой предшествовало посещение Турции. В 1993 году я проводил семинар для психиатров в больнице Бакыркёй в Стамбуле, а потом вел двухдневную группу личностного роста с восемнадцатью турецкими психиатрами и психологами в Бодруме. Этот древний город на Эгейском море Гомер назвал «землей вечной синевы».

Группа усердно работала полных два дня, и я был весьма впечатлен глубиной мысли и открытостью многих ее участников. После семинара один из психиатров, Айса Цермак, с которым мы поддерживаем контакт и по сей день, вызвался проводником и возил нас с Мэрилин по районам западной Турции, а затем доставил обратно в Стамбул. Оттуда мы полетели в Афины, где сели на паром и оказались на острове Лесбос. Мэрилин давно интересовалась поэтессой Сафо, которая жила на Лесбосе в VII веке до нашей эры в окружении своих учениц.

Едва сойдя с парома, я, к своему восторгу, увидел маленький центр проката мотоциклов, и мы отправились исследовать Лесбос на древнем, но вроде бы послушном мотоцикле. Ближе к вечеру, как раз когда солнце исчезало в океане, он испустил последний вздох и скончался у околицы небольшой деревушки. Пришлось нам провести эту ночь в полуразрушенном и заброшенном постоялом дворе. И Мэрилин почти не сомкнула глаз после того, как заметила какого-то крупного грызуна, пробежавшего по полу ванной комнаты.

К полудню следующего дня прокатный центр прислал нам на грузовике другой мотоцикл, и мы продолжили путь через гостеприимные деревушки, отдыхая в тавернах, болтая с другими гостями и наблюдая, как довольные жизнью седобородые старики пьют рецину и играют в нарды.

Я познакомился с Яннисом в 2002 году на конференции Американской психиатрической ассоциации в Новом Орлеане, где мне вручили премию Оскара Пфистера в области религии и психиатрии. Я был весьма удивлен присуждением такой награды и спросил комиссию, почему они выбрали меня, откровенного скептика в отношении религии. На что они ответили, что я чаще других психиатров обращался к «религиозным вопросам». После моего выступления, которое было впоследствии опубликовано как монография под названием «Религия и психиатрия» в греческом и турецком переводах (но более ни на одном языке), я обедал с Яннисом. И он передал мне приглашение Ставроса Петропулоса выступить в Афинах.

Годом позже мы прибыли в Афины и тут же на маленьком самолете перенеслись на Сирос, крошечный греческий остров, на котором у Янниса и Евангелии был летний дом. Я плохо переношу смену часовых поясов, поэтому предпочитаю иметь про запас пару дней, чтобы успеть акклиматизироваться перед выступлениями. Мы отдыхали на острове в маленькой гостинице городка Эрмуполиса, каждое утро завтракали домашними круассанами и вареньем из инжира, растущего на раскидистом дереве на переднем дворе. Согласно планам, два дня спустя мы должны были покинуть остров и отправиться на пресс-конференцию в Афины, но вечером накануне нашего