Впрочем, Заруцкий боев со Вторым ополчением не боялся. Узнав, что нижегородские ратники Пожарского собираются идти к Суздалю, атаман срочно отправил туда казачьи отряды Ивана Просовецкого. Польские войска отступили без боя. Они просто мечтали, чтобы две русские армии обескровили друг друга в братоубийственной войне. Однако Пожарский оказался не только храбрым воеводой, но и мудрым политиком. Он проявил благоразумие и вместо Суздаля развернул передовые отряды к Ярославлю. Стратегически этот город был расположен даже более удобно, чем Суздаль, поскольку позволял контролировать дороги на Русский Север. Трубецкой с Заруцким попытались еще раз опередить нижегородцев. Но посланные ими казаки Андрея Просовецкого наткнулись на заслоны передовых сотен Второго ополчения и вынуждены были отойти. А в это время основные силы Пожарского двигались вдоль Волги от города к городу, присоединяя по дороге отряды местных воевод. Таким образом, казаки тоже не решились первыми начать военные действия против Пожарского, и между двумя земскими лагерями на какое-то время установились внешне мирные, хотя и крайне неприязненные отношения.

Посланцев из-под Москвы Лжедмитрий III принимал по высшему разряду. Допущенные к руке старые казаки шли к трону через толпу вооруженной охраны. Естественно, они сразу поняли, что это совершенно другой человек, нисколько не похожий на тушинского «царька». Но обличить «вора» не решились. Более того, под нажимом псковичей послы тут же на месте составили и отправили в лагерь Первого ополчения грамоту с подтверждением истинности «царя Дмитрия». Послание это вызвало в таборах под Москвой бурю восторга. Простой народ ликовал. Их «государь» вновь спасся от гибели! 2 марта 1612 года казачий круг, на котором присутствовало также множество «черного» московского люда, торжественно провозгласил царем очередного самозванца. Вожди Первого ополчения — Заруцкий и Трубецкой — помня о судьбе Ляпунова, подчинились общему решению и поклялись в верности Лжедмитрию III. Однако в немногочисленных дворянских отрядах, стоящих поодаль от таборов, присяга не удалась. Воеводы Погожий и Измайлов со своими сторонниками предпочли бежать из лагеря.

Произведенный казаками переворот в пользу Лжедмитрия III окончательно расколол земское движение. Решение круга поддержали лишь на южных окраинах, раньше служивших опорой калужского лагеря. Зато на востоке и севере страны большинство городов восприняли инициативу казаков негативно. Казань, Нижний Новгород, Ярославль, Кострома заявили решительный протест против такого самовольства. Даже появление Лжедмитрия II большинство здравомыслящих людей воспринимало скептически. В истинность же третьего самозванца верили лишь самые недалекие. И это не замедлило сказаться на положении поддержавших его вождей Первого ополчения. Контролируемая ими территория начала стремительно сокращаться. Дворяне со стрельцами покидали казачьи таборы и уходили к Пожарскому. А в это время «выборный всею землею человек» Кузьма Минин организовывал эффективное управление той части земских территорий, где отказались признать Лжедмитрия III. Постепенно под контроль ярославского правительства переходили все новые и новые города.

На землях, признавших власть Минина и Пожарского, устанавливался более или менее четкий порядок. Воины Второго ополчения постепенно вытесняли из окрестных городов и сел отряды «воровских» казаков, а кое-где и вышибали их с боем. Довольно быстро ратники Пожарского смогли взять под контроль все дороги, связывавшие центр страны с еще не разоренным Севером. Наряду с поволжскими городами Поморье стало еще одной базой снабжения Второго ополчения. Налоги были, конечно, высоки. «Пятую деньгу», как и в Нижнем Новгороде, взыскивали со всех без исключения. Но фискальная жесткость Минина обходилась жителям дешевле, чем «реквизиции» казаков Заруцкого. По сравнению же с бесчинствами верных Сигизмунду запорожцев и зверствами никому не подчиняющихся банд польских магнатов, вроде тех же «лисовичей»[58], новый порядок казался раем… Налаживая управление подконтрольной территорией, Минин возродил работу приказов, организовал регулярное снабжение продовольствием армии и городов, активизировал работу ремесленных мастерских, начал чеканку монеты… Постепенно ярославский «Совет Всей Земли» стал и внутри страны, и за ее рубежами восприниматься как полноценное правительство России. Вскоре с Мининым и Пожарским начали устанавливать контакты не только соседние города, но и зарубежные страны: Швеция и Германская империя.

Инициатор создания Второго ополчения, Гермоген, был к тому времени лишен любых связей с внешним миром. Надзор за патриархом оккупанты ужесточили до крайности. Предельно строгим стал и режим содержания узника. Одинокого старика, которому к тому времени было уже 82 года, охраняло свыше полусотни тюремщиков. Об успехах Минина и Пожарского патриарх мог судить лишь по возрастающей настойчивости, с которой оккупанты требовали от него подписать грамоту о роспуске Второго ополчения. Упрямого узника держали в подземелье Чудова монастыря, морили голодом и жаждой. Но Гермоген не шел ни на какие уступки. 17 февраля 1612 года он умер в заключении, оставив своим сторонникам пример несгибаемой стойкости и непоколебимой верности долгу. После мученической смерти патриарха симпатии уставшей от Смуты страны сосредоточились на его последнем детище — армии Минина и Пожарского.

Заруцкий довольно быстро понял, что с признанием Лжедмитрия III он здорово погорячился, и попытался отыграть назад. Действовал атаман одновременно в двух направлениях. Во-первых, он всеми способами старался усилить в подмосковном войске симпатии к Марине Мнишек и «государю царевичу Всея Руси Ивану Дмитриевичу». Во-вторых, через Трубецкого и других Заруцкий начал усиленно зондировать почву по поводу соглашения с ярославским правительством. При удачном стечении обстоятельств новая интрига давала атаману двойной выигрыш: он объединял силы обоих ополчений и одновременно повышал шансы на избрание царем выгодного себе кандидата. В этой опасной игре Заруцкий, как уже не раз с ним бывало, легко ставил на кон жизнь… Не свою, естественно, а жизнь Лжедмитрия III.

В апреле 1612 года из подмосковного лагеря выехало на север новое посольство во главе с тушинским «боярином» Иваном Плещеевым. Формально, чтобы еще раз «досмотреть», истинный ли в Пскове государь. На самом деле задачей Плещеева была тайная подготовка ареста Лжедмитрия III. В течение месяца «боярин» разыгрывал из себя преданного слугу «царя», одновременно втягивая в заговор против него жителей Пскова, местных ратников и воевод. А в это время руководство Первого ополчения пыталось найти компромисс с Пожарским.

В начале 1612 года главный очаг агитации за патриотическую идею переместился из кельи, в которой содержали патриарха Гермогена, на подворье Троице-Сергиева монастыря. Оттуда шли по всей стране грамоты, призывающие покончить с польским владычеством и выбрать нового царя из числа русских кандидатов. Как и положено идеологическому центру, архимандрит Дионисий и его старцы стремились проводить сбалансированную политику. Они поддерживали хорошие отношения и с Первым ополчением, и с отрядами Пожарского. Своей главной задачей руководство Троице-Сергиева монастыря считало борьбу за объединение всех патриотических сил.