Впрочем, провозившись весь день в театре, он приехал домой слишком поздно, дочь уже спала, и он понял, что Трепова с донесением следует ждать не ранее следующего дня.

Блаженно растянувшись в удобной кровати под пуховым одеялом, он раздумывал о свалившихся на него делах.

Вообще, все эти три, вроде как отдельно взятые случая: похищение санок наследника с оказавшимся там Загряжским более чем странное бегство из театра итальянской актрисы, и убийство второго суфлёра были в некотором роде связаны между собой.

К слову, актриса не могла не знать суфлёра. Он не спросил, в каких они были отношениях, запоздало это должен был сделать за него отвечающий за дело об исчезновении Люсии Гольдони дознаватель Трепов. В любом случае два эти дела связаны между собой. Но что, если они связаны и с покушением на похищение цесаревича Петра? Во всяком случае, праздник устраивал Светлейший князь Александр Меншиков, актриса и суфлёр служили на его театре, наследник проживал во дворце Меншикова, и после соревнования именно там проходили награждение победителя, пир и театральное представление. В соревновании предполагалось участие княжны Меншиковой, и именно её ставленник был похищен вместо наследника престола. Бывает ли такое количество совпадений? Ой ли!

Иными словами, все ниточки вели к Светлейшему. Но прежде чем наносить визит всесильному фавориту, следовало решить, о чём его спрашивать. Знал ли он пропавшую актрису? Судя по всему, отлично знал, иначе не стал бы высылать своих людей искать её по всему городу. Вообще, об этой Гольдони следовало собрать как можно больше сведений. Чья она внебрачная дочь? Возможно, там, где она служила прежде, или, что более вероятно, где служила её матушка — это могли знать. Тогда будет проще отыскать и её сводную сестру. К бабке не ходи, девица нашла себе приют у неё.

Что можно сказать о сестре — молодая женщина, приехавшая из Польши. Канцелярия, работающая с иноземцами, выдаст всю необходимую следствию информацию, пороются у себя в картотеке и найдут, тем более что известно, что она же приезжала год назад.

По уверениям Кульмана, к моменту обнаружения трупа в театре суфлёр был мёртв уже несколько часов. Могла ли его убить женщина? Разумеется. Для того чтобы подсыпать яд и затем усадить труп и набросить ему на шею петлю, большой физической силы не требуется. Но, если девица замаскировала убийство под самоубийство, почему она сбежала? Если бы не Кульман, Ушаков прошляпил бы это дело, решив, что суфлёр покончил с собой. Несомненно, Кульман был прекрасным приобретением. Спасибо преображенцам.

Что теперь?

Ушаков традиционно держал подле себя всего несколько обученных лично им дознавателей, писцов, пару экзекуторов, курьеров, медикусов. С последними произошла заминка, ибо доктор Осельман на момент возобновления деятельности канцелярии Тайных дел находился в отъезде, а его друг и коллега Гольдберг помер.

В настоящий момент обосновавшийся во дворце Светлейшего Пётр Андреевич Толстой по просьбе Ушакова, расспрашивал участвующих в соревновании детей, пытаясь прощупать их связи с Гольдони и суфлёром. Алексей Трепов шёл по следу сбежавшей актрисы. Точнее, выяснял, откуда она прибыла в театр Меншикова и с кем путалась её мамаша. Шутка ли сказать, старшая сестра Люсии собиралась забрать от отца своего незаконнорождённого ребёнка, а значит, не сегодня-завтра Тайной канцелярии придётся разбирать ещё одно дело о похищении младенца.

Если, всё что сказала добрейшая Кармен, было правдой, вырисовывалась следующая картинка, некий господин соблазнил юную девушку из хорошей семьи, но после забрал бастарда к себе, возможно, воспитывал как дальнего родственника или даже как сына. В последнем случае поиски затруднялись. Где соблазнил? Кармен говорила, что сестра Люсии проживала в Польше. Но всё время? Или, узнав, что дочь в тягости, родители увезли её с глаз долой? Теперь, сколько, хотя бы приблизительно, лет этому ребёнку? Из записи о найме девицы Гольдони Ушаков прочитал, что ей двадцать. Сестра должна быть старше её. Но насколько?

А тут ещё и старый убивец со своим незавершённым заказом...

Ушаков совсем было уже решился не появляться у Могильщика, пока монах снова не пришлёт за ним, но утром — третий день Масленицы в Скоромную середу, совершенно неожиданно для себя проснулся с твёрдым намерением незамедлительно отправляться к старому знакомому.

Впрочем, что такое особенное он собирался узнать у этого человека? Времена грозного убийцы давно миновали, канули в Лету вместе с покойным государем. Так что, если монах не врал, и Пётр I ему действительно заказал «похороны» одного из своих приближённых, теперь можно было с чистой совестью забыть об этом заказе. Петра Алексеевича нет, Екатерина Алексеевна, возможно, даже не в курсе происходящего, насколько это можно судить, под сильнейшим влиянием Светлейшего. Так что же теперь?

С другой стороны, если государь велел похоронить какого-нибудь тайно окопавшегося возле его трона врага, который теперь может угрожать его царственной вдове или наследникам. Всё было бы проще, если бы Могильщик сразу назвал ему имя приговорённого. О том, что это не его имя, Андрей Иванович как раз понимал. Стал бы Могильщик поить свою жертву дорогим вином да потчевать преданьями старины глубокой, если бы собирался элементарно укокошить? Да и не ушёл бы он от него так запросто. Короче, если бы Могильщик затеял его убить, Ушаков был бы убит, и точка. Так что нечего и гадать.

Для очистки совести ещё вчера Андрей Иванович попросил запиской Толстого попытаться устроить встречу Могильщика с государыней, но та была полностью занята заграничными послами, в частности, прибывшими в столицу итальянцами, и никак не могла выкроить ни минутки. Кроме того, Ушаков не мог отделаться от неприятного предчувствия, что умирающий государь, прознав о шашнях своей благоверной со Светлейшим, распорядился покарать их обоих. В этом случае, если Ушаков устроит аудиенцию, на которой государыня будет убита, расплата будет страшной. А значит, следовало слушать бредни стареющего Могильщика, пытаясь догадаться, по чью душу прилетел на этот раз в Россию этот многопудовый ангел смерти.

— Я не слышал ничего об Андре до Рождества 1696 года, когда из Редвуда пришло сообщение, что беглец таки вернулся домой.

— Не понимаю, для чего ты всё это мне рассказываешь? — зевнул Ушаков. — Если ты хотел, чтобы я услышал фамилию Яан и догадался, что мой пират — сводный брат этого твоего Андре, то я это понял ещё вчера, и, на мой взгляд, это ещё не аргумент, почему я должен его отпускать. Во-первых, мне нет никакого дела до того, что творится при английском дворе, во-вторых, бастарды — дело ненадёжное. Каталина вполне могла быть метрессой его величества, но при этом спать ещё с десятком лакеев и кучеров. Да и ты сам признался, парень был похож на мать, так что... — Он махнул платком. — Нет, если бы ты сказал, что у меня под замком сидит принц крови... Тогда да и то, пожалуй, сперва посоветовался бы с кем надо, а уж потом...

— Подожди, я только-только подбираюсь к делу, — нетерпеливо прервал его Могильщик. — Так вот, когда Андре обнаружился, меня сразу же отправили забрать его в замок, другой гонец полетел в столицу, и... я еле узнал своего старого приятеля. Он был серьёзно болен. С корабля Андре доставили домой на носилках, и теперь бедолага бился в горячке, сражаясь с болезнью. Всю ночь я просидел у постели больного, не смея забрать его в таком состоянии и не зная чем помочь. Я молился Святой Деве и Иисусу. Я плакал над умирающим Андре, понимая, что вместе с ним умирает какая-то часть меня самого. Не могу выразить ту невероятную нежность, ту любовь, которую я испытывал, стоя на коленях у постели моего Андре. Долгие годы я воспринимал его как младшего брата, все знают, старшим всегда сложнее терять младших. Но, строго говоря, Андре не был моим кровным братом, он был королевской крови, а стало быть, в каком-то смысле являлся моим сюзереном. Человеком высшего порядка, которому я надеялся служить и который теперь оставлял меня... Я мечтал, что, когда король призовёт к себе Андре и даст ему достойное его имя и положение в обществе, герцог отпустит меня служить ему. Господин, который не просто господин, а друг, почти брат... не знаю, понимаешь ли ты меня? Испытывал ли что-нибудь подобное? Утром болезнь отступила сама, и ещё через три дня мы выехали. Ты помнишь это время? Что ты делал в 1696 году? — неожиданно прервал рассказ Могильщик.