— Милая, я был связан с подготовкой договора. Это все, что я могу сказать. — Джек понимал, что ему следовало рассердиться на то, что идея урегулирования на Ближнем Востоке оказалась приписанной Олдену, но Чарли был хорошим парнем, хотя и продемонстрировал немало человеческих слабостей, и действительно принимал меры к практическому осуществлению переговоров, когда это от него требовалось. К тому же, напомнил себе Райан, история постепенно узнает правду, как это обычно и происходит. Настоящим участникам известно, как все обстояло на самом деле. Он, Джек Райан, тоже знает. Райан привык оставаться в тени, осуществлять дела, о которых не знают и не могут знать остальные. Он повернулся к жене и улыбнулся.

И Кэти тоже знала. Она слышала, как он размышлял вслух несколько месяцев назад. Джек даже не замечал, что довольно громко бормочет, когда бреется, и не подозревал, что будит жену всякий раз, когда просыпается утром. Но Кэти еще ни разу не упустила случая проводить его на работу, хотя и не открывала глаза. Джек был ее мужем, и его достоинства не являлись тайной для жены.

Это несправедливо, сказала себе второй доктор в семье. Мир на Ближнем Востоке был идеей Джека, по крайней мере отчасти. Сколько всего другого она не знает о муже? Это был вопрос, который Кэролайн Мюллер-Райан, доктор медицины, член Американского общества хирургов-офтальмологов, редко задавала себе. Но она знала, что кошмары, преследующие Джека по ночам, были вполне реальными. Он плохо спал, много пил и даже во сне снова и снова переживал события, о которых она никогда не станет расспрашивать его.

Иногда это ее пугало. Что сделал ее муж? Какую вину носит в сердце?

Вина? — спросила себя Кэти. Почему это она задала себе этот вопрос?

* * *

Через три часа Госн сумел открыть люк. Ему пришлось заменить диск пилы, однако задержка была вызвана главным образом тем, что следовало обратиться за помощью, но он счел это ниже своего достоинства. Как бы то ни было, теперь все в порядке. Госн ломом завершил операцию, затем взял электрический фонарик и заглянул внутрь. И столкнулся с новой загадкой.

Внутри корпуса техник увидел металлическую решетку — уж не из титана ли? — подумал он, — которая удерживала на месте какой-то цилиндр… закрепленный толстыми болтами. Госн пошарил лучом внутри корпуса и увидел множество проводов, ведущих к цилиндру. Рядом он заметил край электронного устройства, довольно большого… Не иначе радиолокационный трансивер, решил Госн. Понятно! Значит, это какой-то… но тогда почему?.. Внезапно он понял, что упускает что-то… очень значительное. Но что именно? Надписи на цилиндре были на иврите, Госн плохо знал этот семитский язык, а потому не понял их важность. Теперь он заметил, что решетчатый каркас, удерживающий цилиндр, отчасти предназначен для поглощения ударов и толчков и что он блестяще выполнил свою задачу. Решетчатая основа была вся искорежена, но цилиндр казался невредимым. Или поврежден, но не расколот… Итак, внутренняя начинка цилиндра должна быть защищена от толчков. Значит, там чувствительные приборы — наверно, какая-то электронная система. Таким образом Госн снова вернулся к мысли, что перед ним устройство глушения радиолокаторов. Он слишком сконцентрировал свое внимание на этом, чтобы понять, что отвергает все остальные возможности, и его ум, ум опытного инженера, настолько занят насущными задачами, что не в состоянии подумать об этой проблеме более широко. Что бы ни было перед ним, решил Госн, сначала нужно извлечь содержимое. Он выбрал гаечный ключ нужного размера и взялся за болты, удерживающие цилиндр на его месте.

* * *

Сидя в кресле шестнадцатого века, Фаулер наблюдал, как чиновники протокольной службы носятся по залу подобно фазанам, которые никак не могут принять решение: лететь им или бежать по земле? Принято считать, что подобные церемонии проводятся гладко с помощью профессиональных дипломатов, заранее обдумавших все предстоящие шаги. Однако Фаулер знал, что это не так. Действительно, все идет гладко, когда есть время для подготовки — несколько месяцев, — что позволяет рассчитать каждую минуту. Но в данном случае на подготовку были отведены не месяцы, а всего несколько дней, и дюжина чиновников, слетевшихся к тему же из разных стран, даже не могли понять, кто из них старший. Удивительным было то, что русские и швейцарские дипломаты оказались самыми спокойными, на глазах президента США они отошли в сторону, поговорили о чем-то, быстро разработали план действий и представили этот план своим коллегам. После этого принялись за осуществление плана. Похоже на хорошую футбольную команду, улыбнулся про себя президент. Представитель Ватикана был слишком стар для такой работы. Ему — епископу, подумал Фаулер, или архиепископу — уже за шестьдесят, и нервное беспокойство когда-нибудь приведет его к инфаркту. В конце концов русский дипломат отвел его на минуту-другую в сторону, они обменялись кивками и рукопожатием, и с этого момента все пошло как по маслу. Фаулер решил, что следует узнать имя этого русского. Он выглядит настоящим профессионалом. Однако наблюдать за происходящим было куда интереснее, и развертывающееся зрелище позволяло президенту отдохнуть и расслабиться в тот момент, когда он особенно в этом нуждался.

Наконец — с опозданием всего на пять минут, что уже само по себе было чудом, заметил Фаулер, подавив улыбку, — главы государств поднялись со своих кресел, повинуясь знаку церемониймейстера подобно гостям на свадьбе, которыми руководит нервничающая теща, и выстроились в очередь. Снова рукопожатия и обмен шутками, не всегда достигавшими цели из-за отсутствия переводчиков. Король Саудовской Аравии недовольно морщился. Ну что ж, у него есть на то все основания, подумал Фаулер. Не иначе на уме у саудовца совсем другое. В его адрес уже начали поступать угрозы покарать смертью. Однако на лице короля не было страха, заметил Боб Фаулер. Он, возможно, и лишен чувства юмора, но его отличали гордая выправка и мужество — и благородство, должен был признать президент, идущее рука об руку со званием короля. Именно он первым дал согласие на переговоры после двухчасовой беседы с Райаном. А ведь нехорошо получилось. Райан был вынужден заменить Чарли Олдена, советника по национальной безопасности, и он сумел так хорошо выполнить это поручение, словно готовился к нему. Президент нахмурился. Он позволил себе забыть, как поспешно осуществлялись те первоначальные маневры. Скотт Адлер отправился в Москву, Рим и Иерусалим, а Райан — в Рим и Эр-Рияд. Оба блестяще справились с поручениями, и ни одного из них не похвалят за это. Таковы законы истории, пришел к выводу президент Фаулер. Если бы им хотелось, чтобы их имена остались в ее анналах, следовало попробовать стать президентом.

Два швейцарских гвардейца открыли огромные бронзовые двери, за которыми обнаружилась толстенькая фигура кардинала Джиованни Д'Антонио. Яркие, словно солнце, лучи телевизионных юпитеров окружили его искусственным ореолом, и президент Соединенных Штатов Америки с трудом удержался от смеха. Процессия двинулась в зал.

* * *

Тот, кто конструировал и создавал эту штуку, подумал Госн, неплохо разбирался в том, как противостоять грубой силе. Странно, промелькнуло у него в голове. Израильское оборудование всегда отличалось утонченностью — нет, это не то слово. Израильтяне были умными, одаренными и элегантными инженерами. Они создавали вещи именно с таким запасом прочности, какой требовался, — не больше и не меньше. Даже в том оборудовании, которое они изготовляли по временным образцам, было заметно предвидение и искусная работа. Но перед ним… перед ним лежал образец, запас прочности которого был возведен в многократную степень. Он был поспешно спроектирован и собран. Более того, конструкция выглядела почти грубой, недостаточно продуманной. За это Госн был благодарен. Будет легче разбирать. Никому не пришло в голову вложить сюда заряд самоуничтожения, которой пришлось бы, обнаружив, обезвредить первым делом, — сионисты научились устраивать такие дьявольски хитрые штучки! Одна такая подсистема едва не взорвала Госна всего пять месяцев назад, но здесь не было ничего подобного. Болты, удерживающие цилиндр, заело, но они остались прямыми, значит, придется всего лишь выбрать ключ с достаточно длинным рычагом. Он побрызгал машинным маслом на каждый болт, подождал и, пятнадцать минут и две сигареты спустя, захватил первый из них гаечным ключом. Сначала болт поворачивался с трудом, но затем дело пошло легче, и скоро Госн вынул его. Осталось еще пять.