В о п р о с. С какой целью вы стреляли в Патри­ка Норда?

Ответ. Как, вы сказали, его зовут?

Вопрос. Вы хотите сказать, что не знали, как зовут вашу потенциальную жертву?

О т в е т. А мне это без разницы.

Вопрос. Объясните мотивы покушения.

Ответ. Как там у вас, «чистосердечное призна­ние облегчает вину»?

Вопрос. Да, если вы будете помогать следствию, искренне, чистосердечно отвечать на наши вопро­сы и правдиво излагать все обстоятельства совер­шенного вами правонарушения, это будет учтено и в ходе следствия, и судом.

Ответ. Ну ладно. Пишите. Поручил мне его убить Сократ. Островский то есть.

Вопрос. Когда состоялся ваш разговор с Ост­ровским о предполагаемом убийстве Норда?

Ответ. Вчера утром.

В о п р о с. Он обещал вам заплатить?

Ответ. Да, десять тысяч долларов.

Вопрос. Вы признаете себя виновным в орга­низации и совершении нападения на автомашину «линкольн» в ночь на 28 сентября сего года?

Ответ. Отпираться бесполезно. Вы ведь Леву-то взяли. Он с испугу небось все вам выложил.

Вопрос. Отвечайте по существу. Расскажите об этом преступлении более конкретно.

Ответ. Да, это я стрелял. Автомат в багажни­ке лежит. Можете проверить. Только Людку не тро­гайте. Она не виновата. Она только машину вела. Да и Лева тоже никого не убил. Я ему поручил по колесам стрелять. Так что вся вина на мне. Так и запишите, начальник. Вся вина на мне.

Вопрос. Кто вам поручил совершить это напа­дение?

Ответ. Как это— кто? Известно кто. Тот же самый Сократ...

Подпись: Ю. Васильев.

13 часов 15 минут

Москва,

район Сухаревских переулков

В подвале было темно — хоть глаз выколи. Только из маленького, покрытого вековым слоем грязи окошка пробивался скупой свет. Не свет даже, а так, просто тусклое пятно в сплошной черноте.

Патрик Норд стоял, прижавшись к холодной сте­не, и чувствовал, как по его руке стекает теплая, постепенно остывающая жидкость. Самое главное — он ничего не мог сделать. Даже пошевелиться не рисковал. Сверху время от времени доносились го­лоса рыскающих по всей округе милиционеров. Хо­рошо еще, что он подпер тяжелую железную дверь бывшего бомбоубежища большой бочкой, в кото­рой переливалась какая-то жидкость. Пару раз пнув дверь, милиционеры ушли.

Минут через пять Норд решил заняться своей ра­ной. Пуля пробила мякоть предплечья, но кость, к счастью, не была задета. Однако кровищи было очень много — видимо, пуля пробила артерию. Норд достал из кармана носовой платок и кое-как затампонировал рану. Потом сбросил плащ и пиджак, оторвал от рубашки рукав и соорудил что-то вроде жгута. Через некоторое время кровь вроде остано­вилась. Но рука все равно болела ужасно.

Сейчас Норд жалел, что ему пришла в голову дурацкая мысль лететь в Москву. Сидел бы в Нью- Йорке, продолжал бы читать в газетах сообщения о заказных убийствах. Там, за много тысяч кило­метров, не очень-то и верилось в их реальность. Ну убили в Москве кого-то, а вот в Индии, скажем, сто человек погибло, а в Китае — двести. Количество смертей, о которых ежедневно сообщалось в инфор­мационных выпусках, нивелировало ценность че­ловеческой жизни. Кровь на экране телевизора ка­залась ненастоящей, бутафорской, вроде как в дешевом голливудском боевике.

И только теперь Норд почувствовал рядом с со­бой отвратительное и страшное дыхание смерти. Ну зачем он только приперся в Москву?!

Самое главное — его приезд оказался совершенно бессмысленным. С братом он так и не встретился — тот куда-то пропал. Фирма почему-то была заперта, и ни один телефон не отвечал. С Сократом встретить­ся тоже не удалось — секретарши отвечали только, что он уехал в командировку. Норд сильно сомневал­ся, что с ним уже «разобрались». Все предосторож­ности, которые он предпринял для того, чтобы скрыть свой визит в Москву, не помогли. Его вычислили и выследили. И вот теперь это неожиданное покушение и еще более неожиданное преследование милицией.

Норд оказался меж двух огней — с одной сторо­ны, киллеры, посланные Сократом. В том, что это был Сократ, Норд ни минуты не сомневался. А с другой стороны — милиция, которая в данный мо­мент рыщет по всему району, пока он сидит в тем­ном бомбоубежище.

И что теперь делать, скажите на милость? Си­деть тут до темноты? Но если в ближайшие несколь­ко часов он не доберется до врача, с рукой можно распрощаться. Конечно, лучше уж остаться без руки, но выжить...

Но это еще полбеды. Гораздо хуже, если до него таки доберутся милиционеры. Вот это уже посерь­езнее. То, что Сократу и тем, на кого он работал, подвластно в этой стране многое, если не все, он уже давно понял. И уж в тюремной камере до него добраться — раз плюнуть.

Интересно, долго они еще будут прочесывать рай­он? Наверное, не очень. Порыщут-порыщут, да и решат, что он добежал до дороги и поймал такси. Кстати, так бы сделал любой нормальный человек на его месте. И зачем только он сунулся в этот ду­рацкий подвал? Радистку Кэт вспомнил? Хорошо еще, успел зажать рану ладонью, а то бы кровавая дорожка мигом бы привела ментов сюда. Ну ладно, что сделано — то сделано. Надо думать, как теперь отсюда выбираться...

Вдруг Норд услышал у себя под ногами тонкий писк и какую-то возню. Что-то мягкое коснулось ноги. Он испуганно отпрыгнул, нащупал в кармане зажигал­ку, судорожно щелкнул несколько раз, пока огонек не вспыхнул и не рассеял густую темень подвала.

Норд посмотрел в угол, где он только что стоял, и скривился от отвращения. Привлеченные запахом свежей крови, крысы сбежались к небольшой лужи­це, которая натекла из раны, и, ничуть не смущаясь присутствием человека, стали увлеченно вылизывать багровую, начинающую запекаться жидкость. Их было много — не меньше полутора десятков. Всем места у лужи не хватило, и некоторые затевали ко­роткие стычки, жестоко кусая друг друга за основа­ние шеи. Зрелище было отвратительным. Хуже все­го, что Норд вдруг осознал, что серые твари жрут его собственную кровь, которая только что текла по жилам, а вот теперь оказалась на грязном полу — и более того, пошла на корм крысам!

И тут до него дошла вся парадоксальность ситуа­ции. Он, Патрик Норд, миллионер, газетный и теле­визионный магнат, человек, который может обвес­ти вокруг пальца любого, стоит в грязном московском подвале и крысы лижут его кровь!

Нет, этого он стерпеть не мог. Пусть его забира­ют менты, пусть Сократ посылает хоть взвод кил­леров, но такого унижения он терпеть не будет. Пусть лучше его застрелят!

Норд подошел к двери и решительно отодвинул тяжелую бочку. Потом с большим трудом открыл массивную дверь и выбрался на свет Божий.

Редко когда он испытывал такое счастье. Свет, деревья, птички... Нет, птичек не было, они уже улетели в теплые края. Но все равно, когда после затхлого подвала он вдохнул чистого воздуха, то опять почувствовал себя человеком. И не просто человеком, а тем, кто еще способен на поступки и действия, кто может выбраться и выберется из этой ситуации.