Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Норд встал и начал натягивать рубашку и пиджак.
Погоди, погоди, — врач снова усадил его на стул, — тебе нужно еще немного посидеть. Пока сыворотка не подействует.
Сколько сидеть?
Еще минут пять. Побудь пока здесь, а я сейчас вернусь.
И он поспешно вышел из процедурной. Норд услышал, как в замке повернулся ключ. Он почувствовал, как засосало под ложечкой. В сущности, он оказался под замком. И его свобода, и вообще жизнь зависит теперь от честности (или наоборот?) этого неизвестного врача. Не слишком-то твердая гарантия.
Норд решил, не дожидаясь возвращения врача, тихо улизнуть из комнаты. Но как? Дверь заперта, и хоть взломать ее можно было за пару минут, это могло привлечь внимание. Норд встал, подошел к окну. Третий этаж. Слишком высоко.
Тут он заметил еще одну дверь, видимо в боковую комнату. Подергал за ручку, и она, к счастью, открылась. Он на всякий случай взял со столика скальпель со следами собственной крови и вышел.
Норд оказался в маленькой комнатке, в которой была еще одна дверь, ведущая в коридор. К счастью, на ней оказался замок, который можно было открыть изнутри. Норд повернул ручку и оказался на свободе.
Теперь бежать!
Норд быстро сориентировался и пошел по коридору в сторону, противоположную той, откуда привел его врач.
По дороге попадались больные в застиранных пижамах, врачи в белых колпаках и посетители в накинутых на плечи халатах. Все, как назло, внимательно оглядывали Норда. Сначала он не понял, почему вызывает такой интерес, а потом догадался, что просто у него не было халата. И главное — из-за этого любой врач мог его остановить.
Дойдя до конца коридора, Норд остановился у лифта. И тут краем глаза заметил направляющегося прямо к нему врача. Это был тот самый, который наложил ему повязку. И самое главное — его сопровождали три омоновца в бронежилетах и с автоматами!
Норду некогда было раздумывать. Нужно было бежать! Бежать!
Двери лифта раскрылись, и он, опрокинув человека на костылях, бросился внутрь и нажал кнопку с цифрой «1». Лифт двинулся вниз. Теперь только бы он не останавливался на каждом этаже!
Норду повезло. Лифт доехал без остановок. Двери разъехались, и Норд оказался в вестибюле больницы. Он выскочил из лифта и помчался к выходу.
Но секундой позже с лестницы буквально скатились омоновцы.
Стой! — заорал один из них. — Стой! Стрелять буду!
Норд не обратил бы никакого внимания на эти крики, если бы прямо перед ним не вырос еще один омоновец, видимо, дежурный у входа.
Держи его, Вася! — донеслось из-за спины.
Омоновец широко расставил руки и тоже заорал
не своим голосом:
Стой! На пол!!
Норд и не думал подчиняться. Он резко повернулся и побежал в сторону, к гардеробу. Хотя этот маневр уже мало что мог дать.
Выход пришел неожиданно.
Молоденькая девушка надевала плащ у гардероба. Норд подбежал к ней, схватил за шею, выхватил из кармана скальпель и поднес к ее горлу. Омоновцы остановились как вкопанные.
Машину, — негромко сказал Норд, — машину с шофером. Или я перережу ей горло.
17 часов 30 минут
Москва,
Генеральная прокуратура РФ
Конечно, Грязнов позвонил мне сразу же после происшествия с Патриком Нордом. Его убийство должно было стать достойным завершением всей этой истории — все оказались на том свете и соответственно ничего и никому уже не расскажут. Поэтому можно валить на них все что угодно. Что и будет, видимо, сделано. И о чем из уст Генерального прокурора будет доложено на ковре у Президента.
А что, стройная картинка получается — Сократ с Нордом воевали-воевали, вот и довоевались. Друг друга угробили. А теперь российский спорт, наконец очистившись от скверны, полным ходом двинется к новым достижениям. Разумеется, под чутким руководством Назаренко. Который теперь, я думаю, получит неограниченную власть над всеми спортивными и околоспортивными организациями. Норд уже не в счет — он выведен из игры. На него можно уже даже не устраивать покушений. Ведь даже если он будет давать показания против Назаренко, подтвердить их будет некому. Все свидетели, как уже было сказано выше, на том свете. Им наши земные дела до лампочки.
Грустно все это. Грустно и страшно. Потому что то же самое, что со спортом, можно проделать с чем угодно. Со средствами массовой информации, например. Или, скажем, с нефтедобывающей промышленностью. И без всяких коммунистов у власти, которыми нас пугали в прошлом году, перед выборами. А я, представитель правоохранительных органов, ничегошеньки сделать не могу.
Мои грустные думы прервал телефонный звонок.
Турецкий! — раздался голос Ирины.
Да, моя радость, — ответил я. С женами надо быть полюбезнее — никогда не знаешь, какова будет их вторая фраза.
Ты, Турецкий, изверг!
Я же говорил!
Почему? — терпеливо поинтересовался я.
Потому что ты посылаешь молодых, неопытных ребят в такие места, где их избивают и чуть не убивают!
Я давно заметил, что моя Ирина, когда сильно нервничает, начинает говорить в рифму. Кстати, о чем это она?
Прихожу домой из магазина, — продолжала Ирина, — а у нашего порога прямо на холодном полу сидит молоденький такой, симпатичный парнишка. Весь побитый, в синяках и крови. Я говорю: «Ты чей?» А он: «Я помощник Турецкого, Александра Борисовича».
Постой, Ирина... — попытался я остановить этот поток. Но все было бесполезно.
Твой практикант чуть не погиб! У тебя нет совести!
Ирина, остановись. Позови Женю к телефону.
Не позову!
Почему? — удивился я.
Потому что я ему оказала медицинскую помощь, отмыла...
Отмыла?!
Конечно. Он был весь грязный, в земле и угольной пыли. Тебе-то, конечно, все равно. Короче, я его уложила спать. Да он и сам на ходу засыпал.
Ну ты, блин, даешь, — выдохнул я, пораженный заботливостью своей жены, — ну ладно, пусть спит. Надо только позвонить его матери, чтоб не волновалась.
Вспомнил. Давно уже позвонила.
Ирина, расскажи толком, кто его так.
Охранники Назаренко.
Выяснив подробности, которые успел сообщить Женя, я положил трубку. Вот и подтверждение моих мыслей. Охранники Назаренко могут избить не только практиканта, следователя, но и любого другого работника прокуратуры, ФСБ, МВД, или вообще любого человека. И ничего им за это не будет.Опять раздался звонок. На этот раз звонил дежурный с проходной:
Александр Борисович, тут к вам женщина рвется.