Прикосновение другого европейского могущества, прямое или косвенное к Каспийскому морю, хоть только в одной точке, разом изменило бы все положение русских дел от Кубани до Амура. Мы никогда не увидим такого оборота дела, потому что Россия достаточно могущественна, чтобы противопоставить всяким случайностям соответственные меры; но желательно, чтоб эти меры развивались постепенно, не дожидаясь критических минут, когда исполнение дела становится вдвое труднее, а спешность предприятия заставляет довольствоваться даже полу-успехом. Покуда русский человек не может высадиться в каждом месте Каспийского и Аральского берега, как у себя дома, дело это еще не кончено. Но чтоб быть как у себя на Каспийских и Аральских берегах, чтоб сдержать и усмирить в должной степени массу пограничных кочевников, чтоб не допустить запереть себя в тесном горизонте, чтоб не дать остановить естественное разрастание русского племени к востоку, обращающее понемногу пустыни в европейские области, ко благу всего человечества, — Россия должна властвовать нераздельно, оружием или влиянием, над сопредельными азиатскими странами.

Независимо от политических видов, разрастание России к юго-востоку, не только в смысле государства, но в смысле племени, есть дело исторически неизбежное; то же движение, которое поглотило татарские и ногайские орды на юге России, поглощает теперь киргизские и трухменские на востоке; те же казаки идут впереди мирных населений. Вообразить себе, что можно ограничить расселение великого племени какою-либо заранее определенною чертою, было бы непониманием истории человеческих пород. Направлять подобное движение есть дело власти; но полагать ему определенную меру превосходит силы человека. Там, где последовательно действуют поколения, кругозор современных людей слишком узок, чтоб измерять силу вещей; нам дано только видеть их направление, регулировать его, отстранять преграды, которые, видимо, задерживают движение.

В этом, как и во всех других отношениях, мы не можем позволить, чтоб против нас устраивали со стороны востока какие-либо искусственные пределы. Кроме южных полуостровов, слишком от нас удаленных, на собственном материке Азии, Россия, очевидно, не может допустить даже тень какого-либо неблагоприятного политического сочетания, без явного ущерба себе. В пределах древнего царства Чингисхана — на всем протяжении Азиатской Турции, Персии, Туркестана, Афганистана, Монголии и Северного Китая не может быть терпимо никакого европейского влияния, переходящего в господство. По географическому положению России исключение западноевропейских влияний из этих стран должно быть нашею политическою аксиомой. Но до сих пор эта аксиома могла существовать только в теории. С покорением Кавказа мы получили возможность отстоять ее против кого бы то ни было.

Надобно видеть дело как оно есть. С того времени, как Русская империя переступила свои естественные пределы со стороны Азии, она уже не может ограничить свое действие заранее очерченным кругом. Будущее теперь принадлежит судьбе. Стоя посреди разлагающего азиатского мира, в каждой области которого могут ежедневно произойти самые неожиданные события, надобно быть ко всему готовым. Наше владычество в Азии подвержено той же судьбе, как и всякое европейское владычество; мы не можем определить заранее границу, на которой оно остановится окончательно. Тысяча случайностей может заставить нас выдвинуться вперед. Нас могут принудить к тому внутренние перевороты у наших соседей, взрыв фанатических сект, подобных мюридам, угрожающий нашим пределам, отражение враждебного преобладания других европейцев, необходимость сохранить должное влияние над соседом, и так далее, без конца. Подобное тому случается и в Европе, но с тою разницей, что европейские войны никогда не убивают противника. В Азии же, как она есть теперь, туземское государство может рассыпаться от одного толчка, и победитель, иногда против воли, должен принимать его обломки под свою опеку. Нравственная несостоятельность азиатского мира склоняет его неодолимою силой под протекторат живых народов. Сохранять дипломатическим путем равновесие европейских влияний на восточные правительства, продающие свою политику с аукциона, есть дело невозможное; чтобы действовать на них внушительно, надобно стоять над ними с мешком золота или с мечом. Протекторат одного или другого европейского могущества, иного выбора нет. Чтоб устранить враждебные стремления из тех мест, в которых они не могут быть допущены, есть только одно средство — иметь в этих землях преобладающее исключительное влияние, поддержанное силой, обязательно обставить серальные правительства этих стран своими людьми.

Надеяться достигнуть этого результата одним дипломатическим путем значило бы обманывать себя. Но, к счастью, Кавказская война кончилась впору. При нынешнем отношении русских и западноевропейских сил в Азии, достаточно очевидном для всех заинтересованных сторон, при твердой воле и последовательной системе действий Россия может достигнуть необходимых для нее результатов без больших потрясений, без особенного напряжения сил.

Утверждение русского владычества на Кавказе должно оказать решительное влияние на всю сумму азиатских дел, кроме китайских, основанных на обладании Восточной Сибирью. По своему центральному положению кавказский перешеек командует мусульманской Азией, за исключением южных полуостровов Индии и Аравии, до которых нам нет дела. Закавказье, с внутренним русским бассейном, Каспийским морем, врезывается клином между Азиатскою Турцией, Персией и внутреннею Азией. Непосредственный стратегический театр кавказской армии, доступный для нее в случае войны, до последних оконечностей, простирается на всю западную половину азиатского материка до Босфора, до Суэцкого перешейка, до Персидского залива и до Гималая. Я понимаю под непосредственным стратегическим театром такой, который может быть пройден армией в одну или несколько кампаний, опираясь на первоначальном военном основании, на котором находятся ее рекрутские и комиссариатские депо, арсеналы, лаборатории и проч. В этом смысле вся страна от Гималая до Константинопольского пролива составляет прямой театр действий кавказской армии; оставляя за собой опорные пункты со складами, она может пройти это пространство до оконечностей. Для ясности я скажу, что непрямым военным театром этой армии была бы, например, Индия, если б нужно было ее атаковать, до чего, вероятно, никогда не дойдет, потому что Индия лежит совершенно вне сферы русских интересов. Несмотря на странный план нападения на эту страну, о котором по временам мечтал Наполеон I, вторжение в нее армии, отправляющейся с берега Каспийского моря, совершенно невозможно, во-первых, по расстоянию, а затем еще больше потому, что Индия ограждена страшными горами, вполне разъединяющими сферы действия по сю и по ту сторону. Перешед Инду-Куш, каспийская армия очутилась бы, как Робинзон на пустынном острове, и через несколько времени, оставшись без пороха, без снарядов, без амуниции, без оружейных принадлежностей, с поломанною артиллерией, должна была бы положить оружие. Для того чтобы напасть на Индию с надеждой на успех, надобно было бы перенести свое военное основание под хребет Инду-Куш, прочно занять подгорную страну и устроиться в ней. Потому Индия и не составляет прямого театра действий кавказской армии и даже, в настоящем положении вещей, может считаться недоступною для нее. Но по той же причине страны от Инду-Куша до Босфора и Суэца входят, на основании положительных военных данных, в прямой круг действия нашей армии.