– Звучит убедительно, – кивнул следователь. – Но дело в том, что гражданка Комарцева созналась в убийстве своего мужа...

– Это она меня выгораживает, дура... Как будто не знает, сколько за мной трупов...

– Сколько? – заинтригованно всколыхнулся слуга закона.

– Много... И я готов во всем сознаться... Давайте ручку и бумагу...

Ролан не боялся брать на себя трупы, которые они с Ленькой оставили в окрестностях Камы. Написал, как все было – сознался, что стрелял в мужчину, который пытался убежать от них с Зубодером. Написал, что убил его, хотя на самом деле всего лишь ранил. Сознался он и в убийстве егеря. Себя не жалел и уж тем более не стал щадить Леньчика – вылил на него полный ушат крови...

Он знал, какое обвинение предъявлено Леньчику. За те злодеяния, что он совершил на ферме Комарцевых, ему светило пожизненное заключение. Именно поэтому его содержали сейчас в особой камере, куда обычным арестантам доступа не было. А Ролан должен был добраться до него, поэтому он и брал на себя убийство Антона Комарцева, хотя проще всего было свалить вину на того же Леньчика...

Следователь ознакомился с его признательными показаниями и с видом старателя, намывшего самородок золота величиной с кулак, положил его в папку. Теперь и Ролану светило пожизненное заключение. Зато теперь у него был шанс добраться до Леньчика...

* * *

Марина рвалась домой, к детям, но тюрьма не пускала. И вдруг все изменилось. Адвокат сообщил ей, что Ролан взял на себя ее вину, и если в разговоре со следователем она подтвердит его признание, то ее тут же выпустят на свободу.

– Но Ролан не убивал, – отчаянно мотнула она головой. – Я убила мужа. Это и скажу следователю!

– Глупая вы женщина, – с упреком глянул на нее адвокат, пожилой мужчина с мясистым носом и широкими дряблыми щеками.

Похоже, он был из когорты неудачников, и если уголовное дело в отношении Марины будет закрыто, то это может повысить его статус. Его можно было понять. И себя она понимала. Ей кровь из носу нужна свобода, но и топить Ролана она не хотела.

– Ролан Тихонов и без того загружен под завязку. Помимо вашего мужа на нем два других трупа. Он во всем сознался, и ему в любом случае светит пожизненное заключение...

– И все равно я убила своего мужа...

– Марина, подумайте о своих детях! – воззвал к ней адвокат.

– О них я и думаю...

– У вас есть шанс выйти на свободу.

– Хорошо, я им воспользуюсь...

На следующий день из душной вонючей камеры, где она, казалось, гнила заживо, ее доставили в помещение для допросов.

Следователь не стал ходить вокруг да около и сразу же поставил вопрос ребром:

– Кто убил вашего мужа?

Всю ночь Марина не спала, думая, как ответить на этот вопрос. С одной стороны, ей не хотелось топить Ролана, но с другой – ей нельзя было оставаться в тюрьме, ей нужно было заботиться о своих детях...

– Его убил... Его убил Ленька... Его убил Леонид Сайков! – выпалила она.

Это был компромиссный вариант, о котором она думала, но которого боялась. Она понимала, что Ленька ни за что на свете не возьмет на себя убийство ее мужа. И, обвиняя его в том, она еще больше запутает это дело. Ленька будет отбиваться от встречного обвинения, а она сидеть в тюрьме...

– Та-ак! – оторопело уставился на нее следователь. – Час от часу не лучше!.. И какой же у Сайкова был мотив?

– Давний... Они с детства враждовали. Я даже замуж за Леньку собиралась, а вышла за Антона. Он ему этого не простил...

– Но Ролан Тихонов утверждает, что это он убил вашего мужа...

– Он выгораживает меня, – в предобморочном состоянии сказала Марина.

Она понимала, что следователь не верит ей. И точно знала, что после разговора с ним ее отправят обратно в камеру.

Так и вышло, она снова оказалась в постылой камере, которую делила с двумя грязными и паскудными бомжихами. Иногда ей казалось, что кто-то нарочно устроил ей это соседство, чтобы от антисанитарных условий загнила не совсем зажившая рана на ноге. И она даже знала, на кого грешить... Аврора – большой человек в этом мире, при желании ей ничего не стоило погубить Марину. И она могла это сделать, потому что любила Ролана... Марина была уверена, что это действительно так...

Через два дня ее снова повели к следователю. В комнате для допросов ее ждала неприятная встреча с Ленькой. Это называлось очной ставкой.

Ленька выглядел неважно. Лицо землистого цвета, болезненно распухшее. И сам какой-то подавленный, взгляд потухший, даже без тлеющих угольков. Но увидел Марину и сразу изменился. Вспыхнул взгляд, наполняясь жесткой и хищной силой. Но вдруг резко погас, как будто водой его залили. И голова снова ушла в плечи.

– Гражданин Сайков, гражданка Комарцева утверждает, что вы убили ее мужа, гражданина Комарцева Антона Степановича, – сказал следователь.

– Пусть утверждает, – вяло пожал плечами Ленька.

– А что вы на это скажете?

– Да ненавидел я этого урода, то и скажу... Всю жизнь мне испоганил...

– Я жду вашего подтверждения или опровержения, – строго посмотрел на него следователь.

Но Ленька даже ухом не повел. С едва различимой скорбью в потухшем взгляде посмотрел на Марину.

– Эх, ты! Человеком бы стал, а из-за тебя весь в дерьме... Мужа я твоего убил... Значит, было за что, если убил... И еще раз убил бы...

– Так убивали вы или нет? – подхлестнул его следователь.

– Убивал! Топором по голове и в землю!.. И не жалею о том... Про все жалею, а о том – нет!.. Что еще скажешь, начальник?

– Разговор у нас долгий...

Марину отвели обратно в камеру, а на следующий день тот же следователь под роспись ознакомил ее с постановлением о прекращении уголовного дела за отсутствием состава преступления. Оказалось, что Ленька действительно взял на себя убийство ее мужа...

Ролан был уверен, что его ведут в одиночную камеру специального блока, где должен был находиться Зубодер. Но вертухай втолкнул его в общую камеру.

– Давай, давай, не загораживай проход!

Громыхнув «кормушкой», закрылась железная дверь, и Ролан оказался один на один с обитателями общей камеры. До тошноты знакомая картина – арестанты у стола-дубка и на шконках, петух в обнимку с унитазом. Народу хватает, но не больше, чем спальных мест. Уже одно это могло настроить его на оптимистический лад. Но Ролана душила злость. Он столько мокрых дел на себя взял, чтобы попасть на спец, а его закрыли в камере общего блока. Отсюда ему не дотянуться до Зубодера.

Ролан продолжал бы злиться на подлого кума, если бы его внимание не привлек «петух». Смазливо-манерный хлопчик с ловкостью балерины вскочил на ноги, приветливо ему улыбнулся и протянул свою ладонь для рукопожатия.