На лице Стангмара отразился ужас.

– Подожди! – воскликнул я. – Давай не будем убивать его, посадим его в тюрьму!

Стангмар в изумлении воззрился на меня.

Шим снова зарычал, недовольно почесывая свой огромный нос.

– Но он плохой! Наверняка, определенно, совершенно плохой.

– Возможно, это и правда, – ответил я. – Но он также мой отец. – Я обернулся и взглянул в черные глаза человека, сидевшего рядом со мной на ладони гиганта. – И были времена, когда-то, давным-давно, когда он любил лазать по деревьям. Иногда – только для того, чтобы полюбоваться грозой.

Мне показалось, что взгляд Стангмара немного смягчился, словно мои слова проникли в его сердце так же глубоко, как Душегуб. Но затем он отвернулся.

Шим посадил нас на клочок сухой травы на краю утеса, на котором некогда возвышался грозный Черный замок. Затем великан отошел прочь, и земля задрожала у нас под ногами от его шагов. Он уселся неподалеку, привалившись спиной к обрыву. Потянулся, расправив свои длинные руки, и зевнул, широко раскрыв похожий на пещеру рот; хотя этот зевок все-таки оказался не таким громким, как храп – я прекрасно знал, что сейчас последует.

Я заметил неподалеку Рию и, оставив неподвижно лежавшего Стангмара, бросился к ней. Она стояла, глядя на запад, за руины замка, на едва видную зеленую линию на далеком горизонте.

Услышав шорох камешков у меня под ногами, она обернулась. Глаза ее радостно блестели.

– Ты жив!

Я кивнул.

– И со мной бóльшая часть Сокровищ.

Она улыбнулась, и я подумал, что уже давно не видел, как она улыбается.

– Риа! Это мне мерещится, или действительно светает?

– Нет, не мерещится! Мрак уходит вместе с замком и вурдалаками.

Я указал на великанов, которые закончили свою песню и топот. Поодиночке, группами по двое-трое, они начинали покидать развалины.

– Куда они уходят?

– Домой.

– Домой, – повторил я.

Мы взглянули вниз, на остатки Черного замка. Бóльшая часть его обрушилась во время Хоровода Великанов, однако основание – огромное кольцо из могучих камней – осталось. Некоторые еще стояли вертикально, другие накренились, еще несколько каменных столбов соединяли широкие перекладины. Я не знал, было ли это делом рук гигантов, или же они просто оставили руины в неприкосновенности.

Первые лучи солнца пронизали тяжелые тучи над Темными холмами, а я продолжал молча смотреть на величественные руины. Они напомнили мне гигантскую каменную изгородь. Мне вдруг пришло в голову, что это каменное кольцо может надолго остаться напоминанием о том, что никакие стены, даже самые толстые, не могут вечно сопротивляться силе истины. Истинного зрения. Истинной дружбы. Истинной веры.

Внезапно я вспомнил, что в детстве мне приходилось бывать на этом самом месте! На этом самом холме! «В каменном зале свой хоровод спляшут гиганты, и крепость падет». Теперь я понимал, что в пророчестве говорилось не только о каменных стенах. Стены в моей душе, которые отгораживали от меня прошлое с того дня, как морские волны вынесли меня на берег Гвинеда, дали трещину в тот момент, когда начал рушиться замок.

Воспоминания начали возвращаться ко мне – сначала тусклые, смутные, как пряди тумана, но затем они превратились в могучий поток. Я видел мать, закутанную в шаль – она сидела перед очагом, в котором потрескивал огонь, и рассказывала мне мифы о подвигах Геракла. Я видел отца, сильного, уверенного в себе; он вскакивал на спину вороного жеребца по имени Ионн. Вспомнил первый раз, когда я попробовал ларкон, спиралевидный плод. Первый раз, когда я плавал в Вечной реке. Последние грустные минуты на этом острове – когда мы с матерью бежали, спасаясь от смерти, молясь, чтобы море унесло нас в безопасное место.

А затем ко мне пришло воспоминание из далекого детства – слова песни под названием Лледра. Эту песню мать пела мне давным-давно, точно так же, как сегодня пели ее великаны:

– Риа, – негромко произнес я. – Я еще не нашел свой настоящий дом. И неизвестно, найду ли его когда-нибудь. Но сейчас мне впервые кажется, что я знаю, где его искать.

Она приподняла бровь.

– И где же?

Я махнул рукой в сторону каменного кольца, освещенного первыми лучами солнца.

– Все это время я искал свой дом, как будто его можно найти на карте. А теперь я вспомнил, что он находился на этом самом месте! И в то же время у меня такое чувство, что если мой настоящий дом где-то существует, то на карте его все равно не найти. Скорее, это нечто такое, что мне нужно искать в своей душе.

Она задумчиво добавила:

– Там же, где находятся наши воспоминания о Несчастье.

Я пошарил в сумке и вытащил птичье перо. Ласково прикоснулся к нему кончиками пальцев.

– Мне кажется, я знаю, что случилось с ним после того, как он исчез из этого мира. Наверное, я не до конца верю в это – и в то же время не могу отбросить эту мысль.

Риа взглянула на перо.

– У меня появилась та же мысль. И я думаю, что Арбасса согласилась бы с нами.

– Если это правда, если благодаря его храбрости открылась дверь в Мир Иной – тогда он и Рита Гавр упали в эту дверь вместе.

Она улыбнулась.

– Такое путешествие Рита Гавр наверняка совершать не собирался! Но оно дало нам шанс, в котором мы так нуждались. Значит, если это правда, Несчастье сейчас где-то там, наверху, и по-прежнему парит в небесах.

– И Рита Гавр еще там, наверняка лопается от злобы.

Она кивнула, затем лицо ее помрачнело.

– И все-таки я буду скучать по этой птице.

Я выпустил из рук перо, и оно, кружась, начало медленно опускаться на землю; я подхватил его другой рукой.

– Я тоже.

Риа пошуршала ногой в ломкой траве.

– И посмотри, сколько еще всего мы потеряли! Земля так высохла, что я не знаю, оживет ли она когда-нибудь.

Улыбнувшись, я объявил:

– У меня уже есть план на этот случай.

– Правда?

– Я думаю, что Цветущая Арфа, ускоряющая приход весны, сможет нам помочь.

– Конечно! Как же я забыла про нее!

– Я собираюсь отнести ее на каждый холм, на каждый луг и в русло каждого высохшего потока. И еще в сад, там, внизу, на равнинах, где живут два моих друга.

Серо-голубые глаза Рии сверкнули.

– Я даже надеялся…