Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно только догадываться, какую боль причиняла Марии Александровне измена супруга: ведь она сама была незаконнорожденным ребенком.
Ее мать, Вильгельмина Баденская, уйдя от мужа, много лет жила со своим камергером, бароном фон Сенарклен де Гранси. Она родила ему четверых детей, двое из которых умерли в раннем детстве, а двое другие – Мария и ее брат Александр – были в конце концов признаны супругом Вильгельмины – Людвигом Вторым Гессенским. Однако, несмотря на это, дети продолжали жить и воспитываться отдельно от своих единоутробных брата и сестры, рожденных в законном браке. Их происхождение ни для кого не было секретом, поэтому, когда цесаревич Александр, путешествуя по Западной Европе, влюбился в юную Максимилиану-Вильгельмину-Августу-Софию-Марию – так она звалась тогда, – его родственники были не в восторге. Увы, сильно спорить они не решились: молодой Александр отправился в это путешествие, залечивая душевные раны после расставания с Ольгой Калиновской – польской дворянкой, не слишком знатной и к тому же – католичкой. Выбирая из двух зол, Романовы предпочли меньшее – четырнадцатилетнюю (!) Дармштадскую принцессу, пусть и не совсем законную. Наследник случайно увидел ее в театре и обратил на девушку внимание – хоть она и скрывалась в глубине ложи, за спинами старших сестер на выданье.
Летом 1840 года принцесса прибыла в Россию; 16 апреля 1841 года состоялось бракосочетание. Тогда они любили друг друга и были счастливы. Ни в чем Александр Николаевич не мог пожаловаться на свою супругу: она родила ему восемь детей, была прекрасной заботливой матерью, внимательной и нежной женой, занималась общественной деятельностью и благотворительностью.
Но вмешалась судьба – императрица заболела чахоткой. Долгие годы она страдала от этой болезни, постепенно угасая. Смерть дочери и сына – тоже от болезни легких – окончательно подкосили ее. Мария Александровна стала очень религиозной. По выражению Тютчева, ее душа принадлежала монастырю.
А Александру хотелось жить. Он был здоров, полон сил, его жизнь изобиловала опасностями: террористы организовывали на него одно покушение за другим. Все это подстегивало его темперамент. Его многочисленные, хоть и кратковременные, измены расстраивали императрицу; по мнению фрейлин, она принимала их слишком близко к сердцу. «Это ничего не значит. Он любит только вас!» – утешали ее, и императрица верила.
Во время очередного обострения болезни Мария Александровна попросила мужа вместо нее нанести визит в Смольный институт. Она даже и представить не могла, к чему это приведет!
Теофиль Готье, посетивший Россию в 1865 году, так описывал внешность Александра Второго: «Волосы государя коротко острижены и открывают большой и хорошо очерченный лоб. Черты лица безупречно правильны и кажутся созданными для бронзовой медали. Голубизна его глаз особенно выигрывает от коричневого тона лица, более темного, чем лоб, от долгих путешествий и занятий на открытом воздухе. Очертание его рта так определенно, что кажется выточенным из кости – в нем есть что-то от греческой скульптуры».
Моложавого сорокасемилетнего императора окружила толпа юных смолянок. Среди них была шестнадцатилетняя Катя Долгорукая, в которой он не сразу – но все же узнал симпатичную девочку, случайно встреченную им шесть лет назад, когда во время военных учений он гостил у князя Долгорукого в его имении близ Полтавы. С тех пор Катя выросла, расцвела и дивно похорошела, хотя осталась такой же скромной и застенчивой. Она смущенно пряталась за спинами товарок, как некогда гессенская принцесса – за спинами сестер. Катя призналась, что скучает в Смольном, что ей здесь одиноко, что ее не привлекают светские развлечения, она любит уединение и серьезное чтение. Император был растроган, очарован и на следующий день прислал девочке первый подарок – конфеты. С тех пор он делал это часто и даже навещал Катю, когда она болела, а болела она часто.
Екатерина Долгорукова. 1866 г.
О своем выпуске Катя вспоминала так: «Наконец, мое заточение кончилось и я вышла из Института… имея всего 16 с половиною лет. Совсем еще ребенок, я совершенно потеряла предмет своей привязанности, и лишь год спустя, по счастливой случайности, встретила императора 24 декабря 1865 года в Летнем саду. Он сначала не узнал меня. Этот день стал памятен для нас, ибо, ничего не говоря друг другу и, может быть, не понимая еще того, наши встречи определили нашу жизнь».
Впрочем, у Катиных родителей были совсем иные взгляды на будущее дочери.
Отец Кати – Михаил Михайлович – праправнук печально известного Алексея Григорьевича Долгорукого, сосланного Анной Иоанновной в Березов, – промотал свое состояние. Теперь родители изо всех сил старались выдать дочь замуж, приданого у нее не было, зато была красота. Ее брак был необходим семье – но романтичная барышня этого не понимала. «Мысль о браке неважно с кем, без любви, казалась мне отвратительна», – признавалась она.
Считается, что ее следующую встречу с императором организовала придворная сводня, которая и раньше устраивала «интрижки» государя. Она знала свое дело: уединенное место в каком-нибудь саду, уютный павильон, дама, готовая на все услуги… Но в этот раз все вышло по-другому.
Почти год их роман развивался платонически. Немолодой, уставший от дел самодержец словно мальчишка бегал на свидания в Летний сад, писал своей возлюбленной письма, читал стихи. Именно после свидания с Катенькой император чудом не попал под пули террориста Каракозова. В тот раз царя спасла случайность: крестьянин Осип Комиссаров случайно толкнул убийцу под руку. Каракозов был арестован и казнен, а Комиссарову пожаловано дворянство.
«В тот день я была в Летнем саду, император говорил со мной, как обычно, спросил, когда я собираюсь навестить сестру в Смольном, и когда я сказала, что отправлюсь туда сегодня же вечером, что она меня ждет, он заметил, что приедет туда только чтобы меня увидеть. Он сделал ко мне несколько шагов, дразня меня моим детским видом, что меня рассердило, я же считала себя взрослой. До свидания, до вечера, – сказал он мне, и направился к решетчатым воротам, а я вышла через маленькую калитку возле канала.
По выходе я узнала, что в императора стреляли при выходе из сада. Эта новость потрясла меня настолько, что я заболела, я столько плакала, мысль, что такой ангел доброты имеет врагов, желающих его смерти, мучила меня. Этот день еще сильнее привязал меня к нему; я думала лишь о нем и хотела выразить ему свою радость и благодарность Богу, что он спасся от подобной смерти. Я была уверена, что он испытывает такую же потребность меня увидеть. Несмотря на волнения и дела, которыми он был занят днем, он вскоре после меня приехал в институт. Эта встреча стала лучшим доказательством, что мы любим друг друга».
Из воспоминаний Екатерины Долгорукой
Именно тогда Катя приняла решение отказаться от замужества с другим, в случае необходимости пожертвовать репутацией, но остаться верной своей любви: «Я объявила ему, что отказываюсь от всего, чтобы посвятить себя любви к нему, и что не могу больше бороться с этим чувством. Бог свидетель невинности нашей встречи, которая стала истинным отдохновением для нас, забывших целый свет ради чувств, внушенных Богом. Как чиста была беседа в те часы, что мы провели вместе. А я, еще не знавшая жизни, невинная душой, не понимала, что другой мужчина в подобных обстоятельствах мог бы воспользоваться моей невинностью, но он вел себя со мной с честностью и благородством человека, любящего и уважающего женщину, обращался со мной как со священным предметом, без всякого иного чувства – это так благородно и прекрасно! С того дня мы каждый день встречались, сумасшедшие от счастья любить и понимать друг друга всецело».
