невозможно. Кроме того, моё уважение к ней лично было сильно подорвано двумя её поступками, которые считаю недопустимыми в деловых и личных отношениях.

Однажды ко мне приехал на приём инвалид из Калуги. На костылях, еле ходит, почти не видит… Изложил свою историю: служил в армии в конце 50-х годов и якобы участвовал в учениях в Тоцких лесах, сопровождавшихся атомным взрывом (по его утверждению командовал учениями маршал Г. К. Жуков, которого он лично видел). Получил сильное облучение, в результате которого полностью потерял жизненные функции, хотя это никакими комиссиями не признаётся. Он получает обыкновенную пенсию и даже на лекарство денег не хватает. Таких в живых ещё человек 200–300, они поддерживают связь между собой. Вот сейчас собрали деньги и отправили его к молодому министру за правдой. “Жить нам осталось немного. Чёрт с ней с пенсией. обидно что умрём как инвалиды, попавшие под трамвай. А мы за Родину жизни отдавали. Хотим, чтобы наши внуки это знали и ценили. Мы не прямые участники войны, но хорошо бы нас приравнять к ним по общественному признанию, даже без повышения пенсий”. Честно говоря, я вначале опешил и не поверил, т. к. несколько раз был в этих Тоцких лесах на военных сборах, и ничего подобного не видел и не слышал.

Пошёл посоветоваться к А. П. Бирюковой, которая ответила, что об этих слухах знает давно, ещё с времён работы в ВЦСПС. Много раз проверяла и убедилась, что это ерунда. Предложила мне забыть…

Но меня что-то зацепило, и я написал запрос в Минобороны. Отрицательный ответ пришёл по секретной почте, что насторожило ещё сильнее. После чего через того инвалида нашёл ещё человек 50–60 пострадавших в тех же условиях. Короче, поехал к министру обороны, маршалу Д.Т. Язову разобраться – были ли учения. Оказалось, были!

В результате длинных переговоров, обращения в ЦК КПСС, удалось создать новую категорию пенсионеров и инвалидов – “персональные пенсионеры подразделений особого риска”. Приравняли их по льготам к инвалидам Отечественной войны со всеми льготами.

Больше всего сопротивлялись в правительстве, но вопрос был решён. А потом я узнал, что лично у А. П. Бирюковой муж умирал уже несколько лет, т. к. тоже участвовал в этих учениях и получил жёсткое облучение. Он дома до туалета самостоятельно дойти не мог, а она мне тем не менее говорила, что всё лично проверила! Могла бы просто сказать, что у меня нет допуска к обсуждению этой темы и всё. Но ведь сознательно ввела меня в заблуждение, обманула!

Другой раз обсуждался на Президиуме Совмина проект Закона “Об акционерных обществах”. В нём предусматривалось введение акций обыкновенных и привилегированных. И вдруг встаёт Бирюкова и предлагает отправить законопроект на переработку, т. к. партия давно ведёт борьбу с привилегиями, а разработчики предлагают ввести привилегированные акции, распространить привилегии уже и на частных собственников заводов и фабрик. Уровень её мышления о подготовке к проведению перестройки экономики мне стал ясен. Больше я к ней с вопросами и для обсуждения своих предложений не ходил.

Возвращаясь к истории с зарплатами, скажу, что к тому моменту внутреннего доверия у меня к ней не было – уважал её, как человека, но не более. Не была она для меня и авторитетом. А тут ещё и угрожать попыталась! Да никогда!!!

В конце концов я заявил: “Тем не менее я вам внесу официально на рассмотрение документ в том виде, в каком считаю правильным, и ваше право утверждать его или нет, имеете вы возможность и поменять любые цифры. Ничего другого я вносить не буду! Считаю это против своей партийной совести”.

Николай Никитович не унимался и потащил меня к Лигачёву. Тому я вновь объяснил своё видение вопроса.

Рассказал заодно о реальном случае из собственной жизни и реального порядка применения невысоких окладов госслужащих. У нас генеральные директора – на АвтоВАЗе В. Н. Поляков, а на КамАЗе Л. Б. Васильев – одновременно были заместителями министра автомобильной промышленности. В этой должности они не могли получать премии на производстве, как директора. Поэтому срезали премии и их замам, заработок которых не должен был по тем правилам превышать заработка начальника. Потом снижали премии директорам производственных единиц. Тем самым не действовал материальный стимул для улучшения их труда. Была ли необходимость так поступать?

Поняв, что со мной разговаривать бесполезно, члены Политбюро, видимо, нашли Рыжкова, возвратившегося из зарубежной командировки. После этого Николаю Ивановичу мне пришлось вновь объяснять, чем я разгневал старших товарищей. Следует добавить, что со Слюньковым у Рыжкова были и без того плохие отношения, а с Лигачёвым вообще ужасные, они просто молча тихо ненавидели друг друга. В результате я его сильно насмешил своим докладом, и он только ответил: “Ну что, работайте!”»

Труд женщин

Как уже говорилось, в первые месяцы работы приходилось принимать много неожиданных решений. В частности, тогда дискутировался вопрос о степени возможной «феминизации» труда. В конце июня Министерство по производству минеральных удобрений обратилось в Госкомтруд с просьбой: разрешить в порядке исключения объединению «Апатит» использовать женский труд в подземных условиях. Использовать женщин на подземных работах запретили ещё в 1957 году. И вот встал вопрос о создании прецедента.

Просьбу поддержал председатель ЦК профсоюза рабочих химической и нефтехимической промышленности В. Бородин.

Разрешение тогда не было дано.

Щербаков В. И.: «Хотя знаете, что тогда началось?! Пошли письма, вплоть до правительства, в том числе от “обиженных” женщин.

Естественно, женщин в несвойственных им профессиях привлекали льготы. Так уж устроен человек, что он не думает о последствиях. Женщина работает во вредных условиях и радуется каким-то преимуществам, не вникая, какую цену за них платит сама, не очень размышляя о том, доживёт ли она до этой льготной пенсии и что к тому времени останется от её здоровья. А некоторые ведомства этим пользовались.

Ни одна цивилизованная страна не позволяла такого, как у нас, отношения к женщине. Вручную, без применения механизмов в конце 1980-х годов работали 4,2 млн женщин, 3,5 млн были заняты на вредных работах… Около 300 тыс. поднимали тяжести свыше 10 кг и переносили в смену более 7 т грузов. Только у нас можно увидеть женщин с кайлом на ремонте железнодорожного пути или выбирающих породу на шахтах Минуглепрома. А в строительстве около 2300 женщин работали землекопами без малейшей механизации.

Приводили пример знаменитого ЗИЛа. Там был участок чугунного литья, где работницы, прижимая к животу тяжёлые – по 5–6 кг – детали, целый день «обдирают» их на абразиве. Руководство цеха объясняло это тем, что у мужчин на