— С меня хватит. — Энджи скатала тесто в длинный жгут и нарезала его на крохотные кусочки. Да, она решила научиться готовить, но это не значит, что приготовление еды должно стать смыслом ее жизни. — И так сойдет.

Она помешала соус. Дом наполнил острый аромат чеснока и помидоров. Конечно, запах не такой, как у мамы, но никто и не рассчитывал, что покупной соус будет таким же, как домашний. Остается надеяться, что сегодня никто из родственников к ней не заглянет.

Во всяком случае, пока она готовит.

Энджи занялась готовкой в терапевтических целях. Так ей всегда советовали сестры. Раньше у нее до кулинарии просто не доходили руки, а сейчас ее к этому вынудило глубочайшее отчаяние.

И поняла: никакое измельчение, нарезка и замешивание не помогают.

«Я не желаю проходить через все это еще раз. Через подъемы, спуски, одержимость».

Наверное, не надо было рассказывать Конлану о Лорен. Наверное, надо было дождаться, когда их любовь окрепнет.

Нет! Это только все ухудшило бы. Каждый из них так и продолжал бы бродить в дебрях своего одиночества. Если он не замечает произошедших в ней изменений, то это не значит, что их нет. Она-то знает, насколько другой она стала.

Ей остается одно: быть честной.

Раз или два за день Энджи ступала на путь сожаления, она почти жалела о том, что пригласила Лорен пожить у нее, однако она быстро сворачивала с этой дороги. Все-таки она была рада, что у нее есть возможность помочь девочке.

Энджи помыла пучок свежего базилика и принялась нарезать его. Кусочки налипали на лезвие ножа, и она решила дорезать остатки ножницами.

Дверь открылась. Домой вернулась Лорен. Она промокла насквозь.

Энджи посмотрела на часы:

— Ты рано. Я собиралась заехать за тобой…

— Я подумала, что тебе незачем утруждать себя. — Лорен сняла пальто и повесила его на вешалку, затем сбросила ботинки, и они стукнулись о пол.

— Обувь нужно снимать аккуратно, — назидательно проговорила Энджи с интонацией своей матери. Когда она это поняла, она рассмеялась.

— Что смешного?

— Я смеюсь над собой. Я разговариваю, как моя мама. — Она положила базилик в соус, помешала его деревянной ложкой и накрыла кастрюлю крышкой. — Я думала, — сказала она, откладывая ложку, — что ты после уроков задержишься с Дэвидом.

— В общем, да, мы с ним поговорили, — с несчастным видом сказала Лорен.

— Значит, так: ты сейчас переоденешься в сухое, а потом мы с тобой посидим и выпьем горячего какао.

— Ты занята.

— Я готовлю. Из чего, вероятно, следует, что нам придется ужинать не дома. Так что оденься для выхода в свет.

Наконец-то Лорен улыбнулась:

— Ладно.

Энджи уменьшила огонь под кастрюлькой с соусом и приготовила какао. Какао она умела готовить.

К тому моменту, когда Энджи устроилась в гостиной, сверху спустилась Лорен.

— Спасибо, — сказала она, когда Энджи подала ей чашку с какао, и села в большое кожаное кресло у окна.

— Как я понимаю, день у тебя прошел не очень хорошо, — начала разговор Энджи.

Лорен пожала плечами:

— Я чувствую себя другой, как будто я стала гораздо старше своих друзей.

— Догадываюсь.

— Их волнует, помнят ли они все даты Гражданской войны, а меня — как я буду платить за няню, когда начну учиться в университете. У меня с ними теперь мало общего. — Она подняла голову. — Дэвид сказал, что купит мне колечко.

— Это предложение руки и сердца?

Энджи в эту же минуту стало ясно, что этого говорить не следовало. Лорен вся сжалась как от удара:

— Сомневаюсь.

— Эй, детка, не суди его строго. Даже взрослым мужчинам бывает трудно смириться с отцовством. Наверное, Дэвид чувствует себя так, будто его выбросили из самолета и земля стремительно надвигается на него. И он знает, что удар будет сильным. То, что он боится, еще не значит, что он меньше тебя любит.

— Не знаю, смогу ли я принять это. Ну, то, что он не любит меня.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Лорен вдруг шмыгнула носом и вытерла глаза.

— Прости. Зря я заговорила об этом. Я не хочу, чтобы ты переживала.

— В каком смысле?

— Ты все еще любишь своего бывшего. Я вижу это по тому, как ты рассказываешь о нем.

— Неужели это так заметно? — Энджи опустила взгляд на свои руки и тихо добавила: — Я сегодня виделась с ним.

Она не знала, что заставило ее поделиться своей тайной. Потребность с кем-то поговорить об этом, наверное.

— Серьезно? И он тоже все еще любит тебя?

Энджи услышала надежду в голосе Лорен и поняла: девочке очень хочется верить в то, что в сгоревшей любви можно найти искру и разжечь из нее пламя. Да и любой женщине хотелось бы верить в это.

— Не знаю. Все так сложно.

— Тебе мешает то, что я живу у тебя?

Такая проницательность изумила Энджи.

— Почему ты так говоришь?

— Да ладно тебе! Ты же не забыла, какой ад вам устроила та, другая беременная девушка?

— Тогда все было по-другому, — возразила Энджи, повторяя слова, сказанные Конлану всего несколько часов назад, и искренне желая верить в них. — Конечно, я заботилась о Саре. Но я просто обожала ребенка, сидевшего у нее в животе. Я бы усыновила его, принесла бы домой и распрощалась бы с Сарой. Она бы навсегда исчезла из нашей жизни. С тобой все иначе.

— Почему?

— Мне дорога ты, Лорен. Именно ты. — Энджи вздохнула. — Да, иногда во мне просыпаются прежние стремления. Иногда я лежу ночью без сна, закрываю глаза и представляю тебя своей дочерью. Но от этого я не становлюсь той, какой была раньше. Мне уже не больно. И теперь я должна убедить в этом Конлана.

Энджи подняла голову, сообразив, что обращается не к Лорен, а к самой себе, что она разговаривает сама с собой.

— Иногда я тоже представляю тебя своей мамой, — призналась Лорен.

— О, — еле слышно выдохнула Энджи.

— И жалею, что ты не она.

У Энджи на глаза навернулись слезы. Им обеим не хватает одного и того же, ей и Лорен. Неудивительно, что жизнь свела их вместе.

— Мы команда, — тихо произнесла она. — Ты и я. Каким-то образом Господу стало известно, что мы с тобой нуждаемся друг в друге. — Она улыбнулась и вытерла слезы. — Все, хватит с нас тоски и уныния. Пора заканчивать с этими чертовыми ньокки. Давай накрывай на стол.

Лорен лежала на кровати и разглядывала разложенные перед ней фотографии. Вот мистер и миссис Десариа. Вот три девочки — вместе, отдельно, во всевозможных вариантах. Осенью, зимой, весной и летом. На пляже, в горах, на обочине какого-то шоссе. Она смотрела на эти снимки и представляла, каково это — быть с детства любимым ребенком, иметь рядом отца, который улыбается и держит тебя за руку.