Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непосредственно после поражения на парламентских выборах 2012 г. «Фидес» поставила под сомнение чистоту этих выборов, хотя их проведение было организовано ее собственным правительственным аппаратом. Естественно, результатами выборов 2010 и 2014 гг. партия осталась довольна.
Иная ситуация сложилась в связи с муниципальными выборами, поскольку, даже несмотря на убедительную победу «Фидес», остались муниципалитеты, руководимые другими партиями. Отвлечемся сейчас от таких жалоб, в которых содержались просьбы о пересчете голосов или пересмотре результатов выборов со ссылкой на нарушение избирательного закона. Подобные средства вполне укладываются в рамки демократических процедур, даже если ими пользуются необоснованно. Однако были и попытки изменить результаты выборов в населенных пунктах, где победили не правящие партии, с помощью злоупотребления законодательной властью. Вот несколько характерных примеров:
● На муниципальных выборах 2010 г. пост главы администрации Фелчута, родного поселка премьер-министра, выиграл не кандидат от «Фидес», а независимый предприниматель. После этого парламент принял постановление, согласно которому у главы администрации не может быть задолженности государству, в результате чего победитель лишился своего поста. На повторных выборах победителем стало уже подставное лицо политической семьи, вслед за чем упомянутое правовое ограничение было упразднено.
● На тех же муниципальных выборах 2010 г. население города Эстергом выбрало независимого бургомистра, в то время как большинство в муниципальном собрании принадлежало «Фидес». Это большинство, с одной стороны, лишило бургомистра значительной части полномочий, а с другой стороны, настолько затруднило работу городского руководства, что это дало правительству основание для непосредственного вмешательства в жизнь города.
● Перед осенними муниципальными выборами 2014 г. было заранее известно, что новая структура муниципального собрания, которую планировалось ввести в Будапеште после выборов, будет недееспособной и еще сильнее подчинит столицу партикулярным интересам районов. Кандидат в бургомистры от «Фидес» тоже выразил свои опасения по этому поводу и высказал мысль о необходимости предоставления бургомистру Будапешта права вето. Однако руководство «Фидес» дождалось результатов выборов и изменило закон только после победы своего кандидата. Очевидно, что оппозиционный бургомистр не получил бы полномочий, необходимых для обеспечения нормального функционирования города. Но наблюдается и обратная ситуация: члены столичного муниципального собрания после их избрания были лишены законом определенных прав.
Возникает закономерный вопрос: даже если «Фидес» потерпит поражение на следующих парламентских выборах, то насколько она сумеет сделать эфемерными полномочия нового правительства, избранного большинством электората, с помощью своих ставленников, «забетонированных» в различных органах публичной власти? Достаточно представить, что контролируемый «Фидес» Бюджетный совет не одобрит проекта бюджета, после чего президент республики имеет право назначить новые выборы. Это является независимым от избирательных законов способом не только поставить под сомнение, но и просто аннулировать результаты выборов.
Мафиозное государство не руководствуется определенной идеологией , а создает конструкции из различных идеологических блоков, следуя требованиям политической целесообразности. Эти конструкции неконсистентны с точки зрения профессиональной политики в различных областях жизни общества, но консистентны эмоционально, в этом их сила, так как они не поддаются рациональной критике. «Путеводная нить моей политики, – заявил Виктор Орбан в одном из интервью в 2006 г., – может быть определена так: действительность без идеологии. (…) Для “Фидес”, как и для всех широких союзов, характерно то, что ее членов объединяет не идеология, а общие цели. В “Фидес” и ради победы “Фидес” работают люди, отличающиеся друг от друга образом жизни и ценностными ориентациями, потому что их сплачивают общие цели. “Фидес” не похожа на организации, построенные на основании целостной системы аргументов, и идеологии, которые по достижении определенной границы уже не могут расширяться дальше. У “Фидес” нет такой границы, поэтому и рейтинг поддержки партии не имеет максимальной величины, которая может быть определена заранее»[198].
Слабость рациональной критики идеологических конструкций мафиозного государства в том, что понятия, которые используются в его коммуникации, например: нация, венгры, производящий ценности труд, трудовое общество, спекулятивный капитал, банк и др., – интерпретируются дословно, а не в реальном социальном контексте, раскрывающем их общественное значение. В такой критике не учитывается тот факт, что на языке создателей и сторонников современного политического курса эти понятия имеют особый смысл: нация, венгры = мы, то есть члены приемной политической семьи, не чужие, не евреи; производящий ценности труд = труд, приносящий прибыль нам; спекулятивный капитал = то, что приносит прибыль не нам; банк = шкуродер; трудовое общество = кто не имеет работы, тот не ест, то есть отрицание социальной солидарности и т. д. Таким образом, вместо критики режима его оппоненты увязают в критике правительства, то есть выступают лишь с профессиональной критикой правительственной политики, исходя из предположения, что критикуемый режим и его критики одинаково стремятся к общественному благу, только разными путями. Эти две опоры вынужденно «политкорректной» критики – узкое, дословное, а не контекстуальное толкование языка мафиозного государства, а также предположение, что власть стремится к общественному благу, – заставляют либеральную интеллигенцию замкнуться в своего рода субкультуре «непризнанных» мучеников. Чувство интеллектуального превосходства, с которым критически настроенная интеллигенция пытается, основываясь на западнических общественных ценностях, указать на противоречивость и иррациональность месседжей и политики мафиозного государства, свидетельствует как раз о том, что она не понимает природы и механизма функционирования нового режима. В итоге с помощью своей вербальной критики она не способна нанести даже царапину мафиозному государству.
Слабость идеологической критики состоит в том, что она опирается на представление, согласно которому режим руководствуется определенной идеологией, целостной системой ценностей. При таком критическом подходе описательная модель, объясняющая режим одним стремлением к власти и обогащению, считается несерьезной, так как власть имущие придерживаются определенных идей и ценностей. Конечно, мы не утверждаем, что эта форма автократии предстает перед нами без всяких идеологических покровов, как чистое воплощение жажды власти и богатства. Но ясно и то, что мафиозное государство не может считаться реализацией общественного строя, опирающегося на когерентную, выбранную еще до прихода к власти систему ценностей, идеологию или одну из трактовок общественного блага. В таком случае что же придает этому режиму иногда столь обманчивую «идеологическую» целостность?