Фэй всегда была милой, хоть и с придурью, такая не станет расспрашивать, что у тебя стряслось, но если сам расскажешь, то искренне посочувствует.

– Более-менее, – ответил я, – нервничает, конечно, да и я тоже. Как представлю, что Доминик все это время был там, голова кругом… И нам, разумеется, очень хотелось бы знать, какого черта он залез именно в наш сад.

– У вас красиво. И очень тихо. Я его понимаю.

Ни сомнений, ни колебаний; получается, Фэй по-прежнему уверена, что это было самоубийство. Значит, детективы ей не сказали, что Доминика убили. Приберегли приятную новость для нас, и это меня пугало.

– Все равно это ужасно, – ответил я, – бедный Доминик. Жаль, что он не нашел иного способа решить проблемы. Он был хорошим парнем. – И замолчал.

Пауза.

– Ты так думаешь?

Неужели Доминик с ней крутил, а потом бросил? Фэй – красавица: хрупкая, легкая, голубые глаза в пол-лица, взглянет на тебя и тут же отвернется, тряхнув волосами, этот ее жест сводил меня с ума. А может…

– Ну, в общем, да. То есть он, конечно, не был святым, но я не помню, чтобы мы с ним хоть раз всерьез поругались.

– Да нет, я в курсе, что вы с ним дружили. А вот…

– Что?

– Ничего. Прошло столько лет, наверняка я все перепутала.

– О чем ты? Послушай, – произнес я тише, нерешительнее, беззащитнее, – я должен сказать тебе одну вещь. Пару месяцев назад со мной кое-что случилось, меня очень сильно ударили по голове. И с тех пор память моя… в общем, я вроде и должен что-то помнить, но не помню.

– О господи, – взволнованно и сочувственно произнесла Фэй, она поверила. – Бедный. Как ты себя чувствуешь?

– В целом ничего. Доктора уверяют, что это пройдет, но пока мне, признаться, как-то не по себе. В общем… если я что забыл, ты мне помоги. Я правда не хочу… сама понимаешь, в такой ситуации не хотелось бы оставаться в неведении. Я совсем запутался, – запинаясь и со всей искренностью, на которую способен, проговорил я, и хитрость моя подействовала.

– Мне казалось, что Доминик вел себя как сволочь по отношению к Леону и Сюзанне. Вот и все. Я думала, ты вряд ли обрадуешься, если узнаешь об этом. Но я не в курсе, что там у вас к чему, так что, может, ты…

– Вел себя как сволочь по отношению к Леону и Сюзанне? Например? – Фэй не ответила, и я добавил: – Помоги мне, пожалуйста. У них я спрашивать не хочу, чтобы не обидеть, у детективов – тем более. Выручай.

– Да я толком и не помню, если честно. Мне тогда и своих проблем хватало.

– Понимаю, – произнес я мягче, с болью, – прости, что я тебе тогда не помог. Я хотел, правда, но не знал как, вот и отморозился. Подростки те еще идиоты.

– Нет, что ты, не в этом дело. Я к тому, что мне следовало быть повнимательнее к Сюзанне, ведь она-то как раз была ко мне очень добра, пускала к вам ночевать, а мы с ней даже не были лучшими подругами, просто ваш дом был ближе всего к моему и твой дядя ни во что особо не вмешивался, не то что некоторые родители… Но мне тогда со всей этой фигней было ни до чего, понимаешь? Я помню только, что Доминик их вроде как доставал. Кажется, он ударил Леона и Сюзанна расстроилась. А может, я что-то путаю. – На заднем плане мужской голос о чем-то спросил, и Фэй сказала: – Тоби, мне пора. Звони мне в любое время, постараюсь помочь. Договорились?

Несмотря на все самообладание, любезность и прочее, Фэй осталась прежней. Нет, она искренне предложила мне помочь, но через полчаса наверняка забудет обо всем, мне же это было только на руку.

– Спасибо тебе огромное, Фэй. Ты супер, как всегда. Я рад, что у тебя все хорошо.

– Спасибо. Поправляйся быстрее!

Руки у меня тряслись так, что телефоном в карман я попал только с третьего раза. Прежде за мной не водилось ничего подобного. Я никогда не ходил в лидерах, не хитрил, не действовал на свой страх и риск, мне куда спокойнее было следовать за другими, присоединяться к ним, если они задумали что-то интересное, а если что – мое дело сторона. Оттого мне сейчас было не по себе, к тому же я никак не ожидал, что хитрость моя удастся и доставит мне такое удовольствие. Тем более странным и непонятным показалось, что я почувствовал себя совсем как раньше: вернулась моя былая легкость, обаяние, красноречие, но совершенно в новом качестве, точно отраженные в темном зеркале искаженные вспышки.

Можно было принять ксанакс, но мне требовалась ясная голова. Я закурил сигарету и глубоко затянулся. Дрозд перестал клевать землю, обратил на меня пронзительный взгляд, я выдул в его сторону длинную струйку дыма, дрозд вспорхнул в буйстве крыльев и перелетел через стену.

Я вспомнил, что тем летом мы устроили вечеринку в начале июля, после получения аттестата, когда родители уехали путешествовать и мы втроем перебрались к Хьюго. Во второй половине августа мы отмечали день рождения Леона, и еще одна вечеринка была в сентябре, чтобы оттянуться напоследок перед колледжем – занятия начинались с октября. Фэй провела сентябрь во Франции, значит, последняя вечеринка не в счет, как и первая: мы только что переехали к Хьюго, и она еще к нам не заглядывала. Оставался день рождения Леона.

Друзей у Леона было не так чтобы много, приглашать особенно некого, получается, что пришли в основном наши с Сюзанной, а может, и те, кого нельзя было назвать нашими друзьями, – все знали, что вечеринки в Доме с плющом клевые. Наверняка были Шон с Деком, компания Сюзанны и, вероятно, какие-нибудь школьные красавицы из тех, что не прочь переспать с парнем из команды по регби. Я был совершенно уверен, что Доминик тоже пришел: вот он смеется, зажав под мышкой голову Леона, глаза блестят от лунного света и кокаина, пахнет жасмином, Леон отчаянно цепляется за его руку, и в качающейся темноте кто-то распевает хрипло: “Ведь он же отличный парень!”

А вот это уже совершенно другое дело. Фэй сказала, что Доминик донимал Леона с Сюзанной, и не на это ли намекал Мартин? Вдруг Фэй сообщила Рафферти, мол, Тоби этому не обрадовался бы, а тот решил, что я устроил Доминику вендетту? Я утрирую, конечно, но такое предположение хотя бы имело смысл.

Допустим, Фэй ничего не выдумала и не перепутала, но что же тогда происходило между Домиником и моими кузенами? Сюзанну он, кажется, почти не замечал – Дому не нравились зубрилки, – однако он любил отпустить сальную шуточку или сексистское замечание, чтобы посмеяться над Сюзанной, которая мигом превращалась в феминистку-фурию, как он это называл, но так вели себя многие. Время от времени он докапывался и до Леона, но опять-таки ничего серьезного, до Леона постоянно кто-нибудь докапывался с тех пор, как ему исполнилось двенадцать: шуточки про педиков, сюсюканье, “слышь, ты, гомик”. Если это происходило при мне, я говорил ребятам: отвалите, но вообще Леон не принимал такое близко к сердцу. Впрочем, учитывая, в каком состоянии Доминик был тем летом, кто знает, вдруг он перегнул палку? Но ведь Леон наверняка сказал бы мне, не мог же я такое забыть или не заметить…