И я словно наблюдаю за собой со стороны. Смотрю на лежащий на кровати телефон Эми Мэттьюс. Телефон, на котором записано видео того, что она видела.

Теперь я это знаю, потому что вспомнил, как Эми показала запись Р. в кафе рядом с больницей Кэмдена поздно вечером в четверг, всего три дня назад. Дрожащая, нечеткая, темная, сделанная две недели назад в приоткрытую дверь одной из отдельных комнат в «Одиночестве», эта запись тем не менее показывает, как одному человеку дают три килограммовых пакета с героином и три пистолета «Байкал» с патронами калибра 9 миллиметров. Неделю спустя два из этих пакетов и два из этих пистолетов будут обнаружены в офисе братьев Клейза в литовском культурном центре, куда он их подбросит. Оставшуюся часть героина и все патроны, кроме семи, я нашел сегодня вечером в жестяной коробке, закопанной на пустыре недалеко от дома, в котором мы раньше жили, и сейчас они у меня в кармане, тщательно завернутые в несколько слоев пластика. Один из семи недостающих патронов царапнул мне шею, второй попал в стену, а остальные пять убили Эми Мэттьюс. А третий пистолет – третий «Байкал» – лежит на кровати.

Вот вещественные доказательства, которые я искал. Личность человека, подставившего братьев Клейза. Эми Мэттьюс его шантажировала. Она обманула Р., сказав, что телефона у нее нет, что она спрятала его в безопасном месте, но на самом деле держала телефон при себе, намереваясь спрятаться сама, здесь, в этой маленькой захолустной гостинице рядом с Кингс-Кросс. И именно из-за этого ее убили.

Затем Пол подчеркнутым движением смахивает телефон на пол и наступает на него, давя своим каблуком. Для полной уверенности наклоняется, раздирает телефон и снова бросает его на пол, потом вытаскивает сим-карту и сгибает ее, ломая. Удостоверившись наконец в том, что не осталось ничего пригодного к использованию, ничего работоспособного, оборачивается.

Я чувствую исходящий от его одежды запах табака. Он садится на кровать, проминающуюся под ним с тяжелым скрипом. Мой отец сидит на кровати, как сидела вчера вечером Эми Мэттьюс, и смотрит на меня своими свинячьими глазками.

Я разворачиваю пакетики с героином и также бросаю их на кровать. Пол их узнаёт.

– Ты всегда был хорошим следователем, – говорит он.

Помимо воли, я горжусь тем, что заслужил его похвалу.

– Ты мог бы мне сказать. Вчера вечером, сегодня утром, когда я приезжал к тебе, ты мог бы мне сказать.

– Ты сказал, что ничего не помнишь. Я надеялся, что, может быть, ты никогда не вспомнишь.

– Надеялся?

– Надежда умирает последней.

Он берет пистолет.

* * *

За дверью кричит Джерри, и Р. кричит ему в ответ, чтобы он заходил быстрее. Пистолет у Пола в руке, пакетики с героином и патроны лежат на кровати, разбитый сотовый телефон валяется на полу.

– О господи! – восклицает Джерри. – Твою мать! Нет, только не это!

Следом за ним в номер вбегают полицейский, дежуривший этажом ниже, Дэйв Хаскинс и Уинстэнли.

– Вы опоздали, – говорит Р. – Это я во всем виноват. Я должен был это предвидеть. Я пытался его остановить.

На стене за головой Пола кровь, слышны крики, пульсируют синие мигалки. Я жду, что Р. скажет больше, но он ничего не говорит, и Джерри выводит меня в коридор. Я терпеливо жду. Подходят новые полицейские, натягивают желтую ленту, слышится вой подъезжающих сирен.

Минуты через две я выглядываю в окно. Снег прекратился, как и предсказывал прогноз.

После

Утром на следующий день после смерти моего отца мы вшестером сидим в комнате для допросов. Полицейский профсоюз прислал человека представлять мои интересы – это худенькая нервная женщина в полосатом пиджаке и юбке, представившаяся как Дженнифер Васунна. Она привела с собой адвоката средних лет по фамилии Гупта, который также был на взводе и постоянно дергал головой, будто кивал и качал ею одновременно.

Напротив нас за столом сидят старший детектив-инспектор Джеггер из Управления профессиональных стандартов и ее помощник, тощий молодой детектив-сержант по фамилии Фрэнкс. Джеггер лет под сорок; широкоплечая, с одутловатым лицом, и, как я вскоре выясняю, воспитана в старых традициях. И еще здесь я – и, разумеется, хотя об этом никто не догадывается, Р. Теперь он присутствует постоянно.

Включив диктофон, Джеггер говорит:

– Детектив-инспектор Блэкли, вы оправились после вчерашнего?

– Да, более или менее.

– Эту ночь в камере вы спали хорошо?

Меня тревожит то, куда все это ведет. Все эти любезности.

– Нет, плохо. Если ничего не имеете против, я хотел бы побыстрее покончить с этим и уйти отсюда. Скажу честно: я разбит, и чем быстрее мы закончим, тем лучше.

– Быстро не получится. И, возможно, вы еще долго отсюда не выйдете.

Я не знаю, как отвечать на это.

– Крайне неприятная история, не так ли? – Джеггер тяжело вздыхает.

С этим, определенно, я спорить не могу. По крайней мере теперь я многое вспомнил, или, точнее, получил доступ ко многим воспоминаниям Р., и то немногое, что остается скрытым, постепенно всплывает на поверхность.

Джеггер предлагает мне рассказать присутствующим про то, что произошло вчера вечером в номере «Авивы», и я собираюсь с духом.

– Мой отец застрелился. Я пытался его остановить, но не успел.

Фрэнкс делает пометку на лежащих перед ним листах бумаги.

– Почему он это сделал, детектив-инспектор?

– Потому что он убил Эми Мэттьюс, медсестру, которая была застрелена в этой же самой гостинице в субботу вечером. Потому что он понял, что я это знаю и выхода нет. Я виню себя. Я загнал его в угол, и он не увидел другого выхода. Я чувствую… Мне следовало бы догадаться. Я должен был понять, что собирается сделать отец, и отобрать у него пистолет… Твою мать… следовало бы, должен был… Нет, это была страшная ночь.

Фрэнкс выбирает из пачки документ и протягивает его мне вместе с копиями для Гупты и Васунны. Это результаты исследований из криминалистической лаборатории. Фрэнкс говорит четко и раздельно, для записи.

– Как вы помните, детектив-инспектор Блэкли, вчера вечером у вас забрали вашу одежду, а также образцы вашей кожи. Все это было исследовано на предмет наличия пороховых газов и брызг крови. Следы пороховых газов были обнаружены у вас на руках и на рукавах и переде куртки, вместе со значительным количеством крови, которая после дополнительных исследований, уверен, окажется принадлежащей вашему отцу. – Он останавливается и смотрит мне в лицо. – Прежде чем мы пойдем дальше, вы не желаете честно признаться в том, что же произошло в действительности?

Гупта наклоняется ко мне и шепчет на ухо, чтобы я не давал никаких комментариев.

– Нет, – отвечаю ему я. Чувствую, как Р. распаляется у меня внутри. Это очень странное ощущение, теперь, когда я знаю, что он присутствует во мне постоянно. Я качаю головой и отодвигаю результаты анализов. – Мне нечего скрывать. Конечно, на мне были следы пороховых газов и кровь Пола. Я ведь боролся с ним, во имя всего святого!