Глядя в видоискатель, Джой увидела, как Лилия поднимается с места.

– Куда ты, Лил? Подожди! – сказала Вив.

– Я поставлю штатив, – твердо заявила Лилия.

– Но зачем? Джой ведь сказала, что…

– Просто помоги мне, Вив, ладно? – сказала Лилия.

Они быстро разложили треногу.

– Джой должна быть на фотографии, – сказала Лилия ровно.

У Джой дрогнуло сердце, а в следующий миг Вив уже забирала у нее фотоаппарат и проворно привинчивала к штативу. Лилия взяла Джой за руку своей тонкой, изящной ручкой и повела к скамейке, усадила Джой рядом с собой. Они так и держались за руки, когда вспышка света соединила их навсегда.

Лили сидела на постели, бледная и тонкая, с головой, обвязанной пестрым шелковым шарфом.

– Миленький шарфик, – заметила Джой. Она поцеловала Лили в щеку и присела на стул у кровати.

– Это бабушкин. От Гермеса.

– Ого!

– Она говорит, когда-нибудь он будет моим. И знаете, что я с ним тогда сделаю?

Джой покачала головой.

– Сожгу!

– Не стану тебя за это винить.

– Я его взяла, потому что он мягкий. Все остальное колется. Но я вовсе не гонюсь за тряпками.

– Нет, конечно не гонишься. Но тебе все равно здорово идет.

– Спасибо.

– Кстати, о тряпках, у меня для тебя подарок.

– Вы и так целую неделю шлете мне подарки! Между прочим, спасибо. Клубника была просто божественная.

– Но это еще лучше.

Лили посмотрела на нее с подозрением, как будто за последние дни уже устала от сюрпризов. Джой взяла с пола большой магазинный пакет и выудила из него туфли от Фенди. И поставила их на покрывало к ногам Лили.

– Нет! – ахнула Лили, и первый раз ее лицо осветилось искренней улыбкой.

Она села прямее.

– Тебе они идут гораздо больше, чем мне.

– Это шутка, да? – Лили широко улыбалась, силясь сесть как следует. Она взяла одну туфлю и провела пальцами по нежной замше.

Джой покачала головой:

– Я хочу, чтобы ты не забывала обо мне, детка.

– Я не забуду, – прошептала Лили, завороженная видом туфель. Потом она подняла глаза на Джой. – Так это правда? Вы дарите их мне?

– Ну да. Я хочу, чтобы ты вспоминала меня каждый раз, когда будешь их надевать. Обещаешь? Честное благородное?

Лили засмеялась и подалась вперед, Джой обняла ее, ощутив, как похудела Лили за прошедшие полторы недели. Лили всегда была худенькой, но сейчас Джой ощущала под тонкой тканью футболки острые позвонки.

– Честное благородное, – шепотом повторила Лили. Она распрямилась и взяла Джой за руку. – Как мне не хочется, чтобы вы уезжали.

– Кажется, я уже натворила достаточно бед. Ты так не думаешь?

– Что вы! Никаких бед вы не творили! С вами… вы самое лучшее, что было у нас дома за последние годы!

Джой покачала головой, твердо решив не поддаваться эмоциям:

– Сомневаюсь, что остальные с тобой согласятся.

– Вы хорошая! – торжественно объявила Лили. – А эти двое!..

– Кто это?

– Папа и бабушка. Они меня с ума сводят!

– Ну да, конечно, но ты должна быть к ним снисходительна. Они тоже сходили с ума от беспокойства. То, что с тобой случилось, это не пустяки.

– Да, знаю, но, господи, это же со мной случилось, это мне предстоит пережить. Если меня на следующей неделе не отпустят в школу, клянусь, я… может, увезете меня в Нью-Йорк в чемодане? Ну пожалуйста! Я буду хорошо себя вести. Обещаю!

– Мой диван в твоем распоряжении. Только скажи, и я тут же побегу в аэропорт тебя встречать.

– Честно?

Лили снова превратилась в пятнадцатилетнюю девочку. Она часто моргала, а щеки заливал румянец.

– Буду считать дни. – Джой поглядела на часы. – Но за мной вот-вот приедет машина. Так что мне пора.

– Ладно.

Лили помрачнела. Джой не стала бы утверждать наверняка, но ей показалось, что в уголках глаз у Лили блеснули слезы.

– Я не прощаюсь, – твердо произнесла Джой, поднимаясь, – потому что не успеешь ты опомниться, как я уже вернусь.

Лили, кажется, поняла, что надо держаться. Никаких слез!

– В следующий раз, когда мы увидимся, волосы у меня будут совсем коротенькие. И я покрашу их в черный.

– Правда? А что скажет об этом твой отец?

– Он уже сказал «да»! – сияя, ответила Лили.

Иэн сидел в кухне, притворяясь, будто читает газету. Он поднял голову, услышав шаги Джой, и улыбнулся, когда она появилась в дверном проеме.

– Кофе?

– Хорошо бы, но нет времени.

– Во сколько рейс?

– Шерон заедет за мной через пять минут. В аэропорту нужно быть за два часа.

Иэн кивнул. Он раскрыл рот, как будто собираясь сказать что-то, но передумал. Джой тоже хотела бы сказать многое: она до сих пор чувствует себя очень виноватой за те потрясения, какие случились в их семье, им она желает только счастья и здоровья, она отчаянно хочет снова оказаться в его объятиях, в его постели, снова вдохнуть чудесный запах его волос, почувствовать твердые мышцы его живота, когда он крепко прижмет ее к себе. Хотелось поцеловать его шею. Хотелось снова ощутить на себе тяжесть его тела, услышать его звучный смех, который как будто зарождался в сокровенном источнике радости и веселья, теперь снова скрытом от людей из-за печальных событий последних двух недель.

Он казался усталым, опустошенным, измученным. Ей хотелось обнять его, приготовить ему хороший обед, напоить вином, а когда он задремлет, смотреть, как он спит, оберегать его и свой сон до тех пор, пока не придет весна и не разбудит их снова, возвращая в мир живых.

– В другое время? – едва слышно спросила Джой. – В другом месте?

– У нас нет такой роскоши, – печально ответил Иэн.

– Это зависит от нас.

Иэн покачал головой:

– Нет, Джой, у каждого из нас есть только здесь и сейчас. Когда-то я получил жестокий урок, чтобы это понять. И понял снова на прошлой неделе.

Джой сознавала, что это, конечно же, правда, во всяком случае, для него и сейчас.

– Но спасибо тебе, – сказал он сердечно. – Я не жалею, что я… что мы с тобой…

– Я тоже. – Она не хотела плакать. Она не станет плакать, и потому она сделала глубокий вдох и сказала: – Мне пора.

Иэн печально кивнул: