ревность. Жар обдал легкие, прошелся вдоль позвонка, и я еле сдержался, чтобы не наклонится к Еве, не прижать ее к себе. Никогда не думал, что ревность девушек может заводить, а сейчас меня будто током ударило, до того сложно было усидеть спокойно на месте. И словно не было того мучительного месяца разлуки, хотя тоска все еще кусала, но я будто впервые вдохнул полной грудью.

— В воскресенье я был дома, под домашним арестом. Сломал газонокосилку и отец устроил скандал. И нет, я не целовался с Кариной. Да и зачем, сама подумай? Я планировал окучивать тебя, а не ее.

— Оку… — Исаева сама себя оборвала, откашлялась и отвернулась, словно это не она только что искрила ревностью. — Ну, нет, так нет. В общем-то, уже и неважно, с кем ты тогда целовался. Я пришла извиниться перед твоей мамой, а не перед тобой. Тем более, тебе неплохо с Кариной, — будничным тоном говорила Ева, поджав губы. Я понимал, она врет, и все равно любовался ей. Сердце прыгало, подталкивало, все мое нутро тянулось к этой девчонке. И если уж даже родители не против нашей близости, какого черта, я вообще продолжаю делать вид, будто не люблю ее?..

— За что ты пришла извиниться перед моей мамой?

— За больницу, таблетки и потерянные пять лет. Хотя она почему-то не считает меня виноватой.

— Что? Что ты сказала? Больница? Таблетки? Откуда ты…

— Кирилл рассказал, — прошептала Ева. Все слова застряли в горле, меня будто облили ледяной водой. Кир… Он нагло влез в мою жизнь и сделал то, что не должен был. Ева не должна была узнать правду, ведь кому от такой правды будет приятно? Как после нее вообще можно спокойно спать?

— Вот при… — я замолчал, продолжая мысленно покрывать ругательствами лучшего друга. Вот увижу, точно проеду пару раз по проклятой физиономии. Договорились же. Он обещал никому не слова. Запрокинув голову к потолку, я старался прийти в себя, успокоиться, однако только больше злился.

— Прости меня, Ян, — вдруг прошептала Ева. Ее голос эхом отозвался, задевая каждую клетку тела. И комната как будто изменилась, светлее стала, и за окном тучки расходиться начали, мне даже показалось, в спальню скользнул лучик света. Я протер глаза, боясь, что все-таки сплю. Однако Ева никуда не делалась, так и сидела рядом, продолжая смотреть на меня с теплотой и легкой виноватой улыбкой.

Глава 43

Ян

Почти минуту я молчал, пытаясь переварить весь сегодняшний день. Как-то не верилось в реальность происходящего: Исаева пришла к нам, вернее к моей матери просить прощения. Зачем? А главное после того, как я по-свински себя с ней повел, отвернулся, после той близости, что вспыхнула между нами. Нет, конечно, за время разлуки я не переставал думать о Еве, и ни разу не изменил, да что уж там, весь мир превратился в серое пятно, в котором я ничего не видел. Какие уж тут другие девушки и измены могут быть? Знала бы Ева, как часто я думал о ней, смаковал ее образ, и сколько раз во сне мы целовались, точно бы усмехнулась.

Облизнув пересохшие губы, я взглянул на Еву, скользнул по ее бледному личику, отмечая про себя, что выглядит она усталой. Словно мы вместе не спали эти бесконечные тридцать ночей.

— Знаешь, я… я тогда испугался очень. Ну и злился, конечно, на тебя, на себя, на весь мир. Хотел отомстить, но не смог. Ребята начали изводить тебя, а я… — сжав руки в кулаки, я вспомнил тот случай с информатиком и драку за школой. Мне было невыносимо видеть происходящее, невыносимо слышать эти издевки в адрес Евы. И пусть я подавлял в себе чувства теплоты, но мне было по-человечески неприятно наблюдать травлю. Отец тогда, конечно, прочитал длинную нотацию, но даже слова не спросил, почему я так агрессивно повел себя. Он вообще всегда будто чувствовал меня, и знал без объяснений мотивы поведения.

— Прошлое должно нас чему-то научить, — прошептала Ева. Голос ее звучал так нежно и трепетно, что мне захотелось забыть обо всем плохом и просто начать жизнь с чистого листа, рядом с ней начать.

— Например, разговаривать.

— Да уж, — вздохнув, сказала Исаева. — Знаешь, раньше меня волновал вопрос того, кто всем разболтал тайну, но сейчас настолько все равно, будто гора с плеч.

— Ева…

— Ян, ты не должен себя винить ни в чем. И в школу пьяным ходить… ну такое себе, — тихо, почти не слышно, произнесла Ева. Уголки ее губ приподнялись, и вот снова она легонько улыбалась.

— Ну, насчет выпивки, я просто немного перегнул, признаю.

— Немного? — уже гораздо теплей спросила она.

— Ну ладно, много. Но этого больше не повторится, — помедлив, я поспешил добавить. — Наверное.

— Наверное? — Ева неожиданно поднялась, и на меня внезапно напал непонятный страх: будто она сейчас уйдет, закроет за собой дверь и больше никогда не вернется в мою жизнь. Неведомая сила шептала, что надо раскрыть правду до конца, до последнего слова, но я мешкал, нерешительно смотря на нее снизу вверх.

— Пожалуйста, не обижайся на Кирилла. Он очень хороший.

— Серьезно?

— Да. Ян, тебе повезло с таким другом.

— Мне начинать ревновать? — фраза слетела с губ неосознанно, я и не успел подумать, с каким оттенком она прозвучала. Где-то внутри, конечно, закрались мысли ревности, вообще, когда дело касалось Евы, во мне просыпался дикий собственник. Но говорить вслух об этом все же не стоило, по крайне мере пока. Между нами, до сих пор царила напряженная атмосфера, я чувствовал, что Исаева обижена, а как извиниться перед ней — не знал.

— О, нет, Вишневский, — она качнула головой, закатив глаза. Такой вроде бы обычный жест, однако, промелькнула в нем некая игривость, словно Ева со мной флиртовала. — Ревновать нужно свою девушку, а не ту, к которой стесняешься прилюдно подойти. Карину, например.

— Прилюдно значит? — я тоже поднялся, вырастая напротив Исаевой. Чуть наклонился к ней, она правда тут же поспешила сделать шаг назад, даже оглянулась на дверь, видимо искала ходы к отступлению. Но я положил ей