Шли по Рождественскому и Сретенскому бульварам, мимо восстановленного Рождественского монастыря, Успенской церкви, Сретенской духовной семинарии, здания Главпочтамта. Борис молчал.

Девушка искренне интересовалась историей родного города, поэтому, развлекая провожатого, рассказывала все, что знала о площади Покровские ворота, старинном кинотеатре «Колизей» (ныне театр «Современник»); скульптурах трех советских драматургов — Александра Вампилова, Александра Володина и Виктора Розова, — которые «разговаривают» о своем во дворике театра «Табакерка»; Московской хоральной синагоге, которую Гитлер обещал взорвать в Москве в первую очередь; белых лебедях на Чистых прудах, частенько гоняемых пьяной шпаной по ночам; трамвайном кольце исторической «Аннушки», которая превратилась в ретрокафе для влюбленных; нарядном доме-комоде князей Трубецких — достопримечательности Москвы XIX века; об усадьбе великого собирателя картин Дмитрия Боткина, особняке легендарного собирателя фарфора и икон Алексея Морозова; о снесенном недавно кинотеатре «Аврора», в котором бузили еще революционные солдаты и палили при этом из всех стволов в потолок; об открывшихся ресторане «Ностальжи» и Центре Ролана Быкова.

О Чистопрудном бульваре, Покровке и Маросейке она могла говорить часами.

Борис был молчуном. Всю дорогу он только слушал и до самого ее дома не проронил ни слова.

Соня открыла дверь подъезда, повернулась лицом к провожатому и пригласила удивленного Бориса на чай. Он поднялся по белой мраморной лестнице в квартиру, зашел в комнату, молча взял Соню на руки и уложил на диван. Сонечка и не думала сопротивляться. Борис ей понравился, мужчин у нее не было лет сто, а скоротечность происходящего возбуждала.

На следующий день утром Борис позвонил и пригласил Сонечку в ресторан. Видимо с фантазией у него было туговато, так как местом встречи был выбран ресторан все того же ЦДРИ. Столики были накрыты белыми скатертями в старом советском стиле, сервированы крупными мельхиоровыми приборами и хрустальными солонками. На краю стола, у окна стояла зеленая вазочка с одинокой герберой, грустно опустившей свою нарядную головку. Посреди небольшого зала под огромной хрустальной люстрой стоял рояль старых аристократических кровей с блестящими педалями и включенными лампочками в подсвечниках. За инструмент сел ангажированный музыкант и заиграл музыку Джорджа Гершвина.

Разговор с Борисом не клеился. Сонечка испытывала какое-то смущение из-за быстрого развития событий прошлой ночью. Борис был любезен, гладил ее руку, подливал вино и… молчал. Пианист, закончив с рэгтаймом «Ночи Лаймхауса», обратился к публике и громко объявил, что в зале присутствует известный музыкант, концертмейстер Сонечка Китина. Девушке ничего не оставалось, как подойти к роялю. Она начала играть десятый вальс Шопена. Все притихли. Бокалы и вилки отодвинули в сторону. Гости наслаждались потрясающей музыкой. Прозвучали последние аккорды. Зал аплодировал стоя. Сонечка вернулась к столу. Борис был шокирован и польщен талантом своей спутницы.

Они стали встречаться. Борис приходил в комнату девушки по понедельникам, в одно и то же время. Сначала это раздражало Сонечку — появление мужчины в дверях четко по расписанию было похоже на прибытие курьерского поезда. Она морщила носик, шутливо отдавала ему честь и заявляла:

— Прибытие к любовнице прошло точно по расписанию.

Со временем они привыкли друг к другу, притерлись. Сонечка уже ждала своего полковника и в условленное время с надеждой поглядывала на дверь.

У Бориса детей не было, а в его отношения с женой Китина не лезла, ультиматумов не ставила и никогда о законной половине не спрашивала. Через восемь месяцев Сонечка забеременела, и счастливее ее не было человека на белом свете.

На четвертом месяце она сообщила о радостной новости Борису. Тот никак не отреагировал. Совсем никак! Приласкал, попил, поел и ушел. Сонечка страдала. Но даже эти страдания оказались достаточно поверхностными, и она забыла о них очень быстро, поскольку все ее помыслы были связаны только с будущим малышом.

Сонечка решила роман прекратить. Ей позарез, до боли в висках, до головокружения хотелось ребенка. Ребенка и все. О муже она не думала. Материально девушка стала жить вполне сносно. Выл куплен второй «миксер» и автобетононасос. Штат фирмы увеличился на двух человек — появились новый водитель и приходящий бухгалтер. Работать с Китиной было легко и приятно. Сонечка была удивительно трудоспособна, улыбчива и мобильна. Своими скромными манерами, исходящей от нее энергией и непринужденным разговором девушка производила на партнеров наилучшее впечатление. Ее появление предвосхищал аромат тонких французских духов, она была всегда в отличном настроении и трезва (в отличие от партнеров — мужчин). И самое главное — Соня неукоснительно выполняла все свои обязательства по поставкам бетона. Девушка с одержимым упорством и рвением осваивала логистику и премудрости бетонных смесей, как когда-то заставляла себя заучивала наизусть фортепьянные концерты и играть гаммы.

Китина купила двушку на Ленинградском проспекте и маленький «опель» для поездок по городу.

* * *

В начале февраля Сонечка родила девочку, Сашеньку.

На работе ее стал замещать мастер, а родители временно перебрались к дочери и внучке. Борис пропал. Ни слуху ни духу о нем не было.

В бизнесе начались проблемы — бандитские пугалки и страшилки. Избили дядю Васю. Соня примчалась в травмпункт. Мастер сидел с перевязанной, загипсованной рукой и заклеенной бровью. Она не плакала, но ее лицо покраснело и дрожало.

В офис заезжала бригада каких-то отморозков.

— На бетонном заводе ты с хозяйкой канитель развел. Наследил ты, дед! Чтобы больше твоих «миксеров» мы на заводе не видели!

Звучали угрозы по телефону.

Девушка, конечно, слышала про разборки среди конкурентов, но сейчас, когда она кормила грудью и не могла оторваться от ребенка, это было ужасно и некстати. Нужно было ехать к Ткебучаве и ехать срочно. Оставив Сашеньку на родителей, Сонечка помчалась на Ленинградский рынок. Набрала огромную корзину свежих фруктов, украсила ее лучшим армянским коньяком «Ахтамар» и поехала на такси в гостиницу «Метрополь».

Кроме Ираклия Сергеевича в номере находились дама средних лет и две молодые скрипачки в черных бархатных платьях с тонкими нитками жемчуга. Девушки добросовестно настраивали инструменты, подкручивая колки и издавая резкие звуки.

Сонечка подошла к наставнику, расцеловала его в обе щеки и вручила корзину фруктов. Ткебучава улыбнулся и поднес к губам длинные, тонкие пальцы пианистки. Поблагодарил за фрукты и проводил до двери. Уже на улице, по дороге к метро раздался звонок Ткебучавы. Он поинтересовался целью визита. Сонечка быстро все оттараторила и заревела. Ираклий Сергеевич отключил связь.

На следующий день где-то после обеда Соне позвонил встревоженный мастер и сообщил, что только что у него на мойке побывали два здоровенных татуированных мужика. Они принесли пачку пятитысячных купюр в банковской упаковке, сверкнули кривыми зубами и золотыми цепями в палец: