Сартин сжал руки, словно желая удержать их от резкого жеста.

— Николя, дружочек, друг мой… Разве мы не друзья?

Смена настроений, от гнева до дружелюбия, готового перейти в приступ холодной ярости, всегда была свойственна Сартину. Лед и пламень…

— Давайте поговорим начистоту. Вы, конечно, поняли, я в этом не сомневаюсь, что секретность операции была связана с государственной безопасностью. Речь шла о совершенно особом деле, о том, чтобы одурачить Англию. Помню, в свое время я рассказывал вам о планах, зародившихся в то время, когда секретная служба короля, в сущности, развалилась, и было решено искать новые способы разузнавать о состоянии дел в армии противника, добывать сведения о ее вооружении, о новых изобретениях в области артиллерии, и среди прочего, об оснащенности английского флота.

— Например, о создании часов, позволяющих определять долготу.

— Да, и это тоже. Поэтому пешку поставили…

Перед глазами Николя промелькнуло скорчившееся на снегу тело и труп в мертвецкой.

— …туда, где она всем видна, а именно в мастерскую Леруа; это было сделано для того, чтобы предупреждать ходы противника.

— С какой целью?

— Прежде всего чтобы убедить противника, что английский перебежчик французского происхождения, и вдобавок протестант, решил отомстить за себя короне. Это удваивало гарантию, что приготовленный нами крючок будет заглочен. Пешку арестовали по подозрению в шпионаже и посадили в Фор-Левек. Почему туда? Потому что, в отличие от Бастилии и Венсенна, оттуда легче всего бежать.

— Сударь, этот план кажется мне не слишком удачным. Некто, пожелавший предать свою приемную родину, неожиданно меняет решение и поворачивается в другую сторону. Будь я англичанином, у меня возникли бы серьезные подозрения.

— Вы не знаете подробностей, — тоном учителя, объясняющего урок ребенку, произнес Сартин. — После заключения мира между Англией и Францией наладилась почтовая связь. Наша пешка порвала со своей английской семьей. Шли месяцы. Он написал им и объяснил, что творится у него в душе, он понял, что хочет отомстить за изгнание семьи, и выражал свою ненависть по отношению к Франции. Мы постарались, чтобы эта переписка попала в руки английской разведки. Пешка, которую они отыскали и стали искушать, наконец поддалась на их уговоры. Арест его подтвердил уверенность англичан, и механизм стал раскручиваться.

Сартин радостно излагал свой замысловатый план, который он, очевидно, намеревался довести до конца.

— Несчастный случай чуть не поставил план на грань провала, а затем на пока ничем не омраченном горизонте появились вы. Что вынюхивал сьер Ле Флок на улице Сен-Жермен-л’Осеруа? Зачем он нарушил порядок четко выстроенной интриги? Как обычно, он появился и поставил все на грань провала. Образовался труп, а потом начался хаос…

Ровный в начале тон постепенно перешел в крещендо.

— Наша пешка, заключенная в Фор-Левек, готовила побег. Все шло как нельзя лучше. Увы! Побег не удался. Головокружение, неловкость, он отпускает веревку, скользит, падает, и вот уже наша пешка лежит на земле, мертвая и никому не нужная. Но нет! Я ошибаюсь. Это же удачная находка для сьера Ле Флока! Его обуревает ненасытное любопытство ко всему, что его не касается, к чему у него нет доступа. И как вы думаете, что он делает? Он делает стойку, поднимает шум, вынюхивает, выискивает, утаскивает труп и назначает вскрытие. Впрочем, он привык так развлекаться со своими хирургами и палачами. Не найдя ничего, что бы могло удовлетворить его мрачную фантазию, он, без всяких поручений и разрешений, начинает собственное расследование, и знаете, почему? Исключительно из тяги к знаниям. Неужели прежде мы так превознесли его заслуги, что он забыл, откуда пришел? Конечно, он не без способностей, но нужны ли нам такие способности?

Николя с улыбкой слушал Сартина.

— К счастью, сударь, сейчас вы не являетесь начальником полиции, иначе после такой обличительной речи мне бы оставалось только написать прошение об освобождении от обязанностей; однако должность я вряд ли бы отдал, ибо она принадлежит мне и дарована мне моим повелителем, покойным королем.

— Благодаря моей благосклонности, не забывайте об этом!

— Я ничего не забываю. Только тот заслуживает благодеяний, кто умеет быть признательным.

— Какая надменность! А помните, как вы прибыли в Париж? Грязный и унылый бретонец!

— Сударь, своими словами вы рискуете навсегда освободить меня от обета верности, который принесла моя признательность. Оказывая на меня давление и обращаясь со мной как с врагом, вы можете свести мою признательность на нет.

Вперед выступил адмирал д’Арране.

— Сударь, оставьте этот ни к чему не ведущий спор, слова, что вы сказали друг другу…

Сартин гневно взмахнул рукой.

— …вы сами рано или поздно пожалеете о них. Позвольте старому офицеру заверить вас, что ваша компетентность не подвергается сомнению. Маркиз де Ранрей…

Адмирал сделал ударение на титуле.

— …в прошлом не раз доказывал, что его слова не расходятся с делом. Мне кажется, мы обязаны выслушать его. Наверняка у него имеются веские доводы. Узнав о провале дела, нам следовало немедленно посвятить его в детали, тем более что он начал расследовать гибель так называемого узника Фор-Левека. Думаю, мы могли бы рассказать ему кое-что интересное. По крайней мере давайте хотя бы выслушаем его. Ваш гений, сударь, всегда принимал сторону здравого смысла, а именно на нем основаны мои предложения.

Сартин невнятно выругался и махнул рукой комиссару.

— Сударь, отнюдь не любопытство побудило меня взяться за это дело. Случаю было угодно, чтобы побег произошел практически у меня на глазах, и, оказавшись на месте происшествия единственным представителем власти, я просто не мог поступить иначе. Когда же обнаружились многие мелкие детали этого дела, само собой попавшего в мои руки, я начал расследование и столкнулся со множеством фактов, которые вы упорно не желаете замечать.

Адмирал сдержал яростный порыв Сартина.

— Ваши слова, — обратился он к Николя, — говорят о том, что у вас имеется иное видение гибели нашего молодого часовщика.

— Да как это возможно? И почему в таком случае Ле Флок не сообщил мне о своих открытиях, тем более что вскоре после означенного события он виделся со мной?

— Сударь, быть может, я неправ, но ваше поведение нисколько не располагало к откровенности. Одалживают только богатым, а вы всегда все знаете. Я считал, что вы в курсе событий. Вы же меня ни о чем не спрашивали!

В эту минуту Николя почувствовал, что и Сартин, и д’Арране в самом деле не представляют истинной картины событий. Никто, помимо караульного сержанта, Сансона, Семакгюса и Бурдо, не знал, что же на самом деле случилось с Саулом Пейли, не знал, что ему готовили ловушку, а когда он оказался на земле, безжалостно добили.