В Советской армии Андрей Давыдов дослужился до капитана. Особо не скрывает, что в 1992 г. помог знакомым с перевозкой вагона болгарского коньяка – и заработал свою зарплату за пять лет. У офицера открылись глаза: вышел в отставку, начал торговать всем подряд – от книг до спичек. Когда сколотил первый капитал, купил Барановку – совхозное урочище, из которого почти полвека назад переселили людей, где ни проехать, ни пройти. Пробовал заниматься зерном и картофелем, но горел по деньгам синим пламенем и даже подумывал эмигрировать. Но тут подвернулись программы обмена для фермеров: вначале российско-канадского делового совета, а потом комиссии Гора – Черномырдина. Давыдов ездил в Северную Америку, месяцами жил и работал на фермах, присматривался. Прежде всего ошалел от организации, например, картофелеводства: механизированы мойка, поливка, сортировка, температурный режим. Красиво, но страшно дорого. А вот скотоводство для средней полосы России – в самый раз. Нужно лишь заложить приличные пастбища, наладить порционное стравливание, купить электропастух и скот.

По возвращении Давыдов начал переводить зерновые поля в пастбища с сенокосом, завез первое стадо из 11 герефордов. У скота этой породы толще шерсть, подшерсток, жировая прослойка – его и зимой можно держать на свободном выпасе. По мнению Давыдова, говядина от российского молочного скота – вовсе не говядина.

После Северной Америки Давыдов стажировался в сельхозхозяйствах Франции, Испании, Нидерландов. Из своего знания особого секрета не делает: дает окрестным фермерам консультации за 5 тыс. рублей – в год зарабатывает на этом тысяч сто. Опытом обменивается и с зарубежными коллегами по Интернету – тем, оказывается, тоже есть чему поучиться у русского. «В некоторых совхозах до половины новорожденных телят гибнет, потому что за ними нет пригляда. Мы контролируем происходящее в нашем «родильном отделении» через камеры в Интернете. Корова отелилась, мы помогли – и никаких потерь. Или такой аспект: закупать герефордов за границей дорого. Но если покрывать быком-герефордом местных телок швицкой и симментальской пород, то уже во втором поколении генов герефорда будет три четверти. И с годами они полностью «побеждают», – делится Давыдов.

Свободно владеющий английским фермер, у которого водонапорная башня выкрашена в цвета российского триколора, не особо любим соседями – они считают, что он наживается на их труде. Хотя они уходят в запой после первой получки, а Давыдов в 6 часов утра уже выгоняет своих герефордов и крутится так до полуночи. А на вопрос, когда же он успевает почитать книги, посмотреть телевизор, отвечает: «Для меня время чтения книг давно прошло». Просто он одержимый человек, для которого существует только дело, но другим Россия не по плечу.

Однажды премьер-министр Дмитрий Медведев беседовал в провинции с народом и выдал первосортный перл: «Денег нет, но вы держитесь». В отсутствие эффективных институтов в России часто держатся за жизнеспособного самородка, вроде Давыдова, Маркелова или интеллигентного слесаря Гоши из фильма «Москва слезам не верит». В 11-й горбольнице Рязани работает хирургом-проктологом 88-летняя Алла Левушкина. Хотя она даже не заслуженный хирург, в 2014 г. президент Путин вручил ей престижную врачебную премию «Призвание» в номинации «За верность профессии». На какое-то время Левушкиной не стало отбоя от журналистов, хотя она по-прежнему работает в заштатной больнице, где без нее не вертятся очень важные колесики.

На встречу с Левушкиной я приехал заранее и присел у ординаторской подождать. За 20 минут старейшего хирурга спрашивали трижды: ее приглашали на операцию, просили зайти в какую-то палату, а пациентка напротив меня переминалась в ожидании перевязки. Хотя в ординаторской сидело несколько сочных молодых врачей. После получения премии, когда Левушкиной аплодировал стоя весь политический бомонд, она не стала в больнице «потемкинской бабушкой», которую начальство предъявляет гостям и ревизорам, чтобы расположить к себе. «Зайдешь ко мне завтра или послезавтра, или послепослезавтра», – объясняет Алла Ильинична, отпуская пациентку.

Несмотря на возраст, Левушкина трудится в больнице четыре полных дня в неделю. В год набегает до 150 операций, а больных, принятых ею в поликлинике, – не сосчитать. Смертность среди ее пациентов нулевая, хотя проктолог занимается не только геморроем, но и серьезной онкологией. Она живет в однокомнатной квартире с кошками, точное количество которых не называет. Добирается в больницу на маршрутке. И после работы еще навещает племянника-инвалида.

О Левушкиной стоило рассказать, даже если бы не впечатляющий возраст и премия «Призвание». В ней – важные ответы на вопрос, почему настрой и профессиональная гордость могут оказаться важнее материальных стимулов. И почему попытки властей перезапустить народный энтузиазм по советским лекалам обречены.

Вот юная Алла Ильинична, родом с Рязанщины, поступила во 2-й столичный мед. Жили в общаге очень голодно, зато после диплома ей предложили остаться в Москве. В Москве! А она с подругой напросилась в Тыву, которую только присоединили к Союзу и где русский человек был редкостью. Романтически настроенные медички хотели быть полезными, самостоятельными, наработать опыт. Левушкина мечтала попасть на Дальний Восток, подруга – на Алтай, поэтому выбрали Тыву посередине – чтоб никому не обидно. Столичный профессор в вузе назвал их «гусынями».

Сегодня в медвежьи углы Сибири молодого врача заманивают московской зарплатой, подъемными и сертификатами на приобретение жилья. Но медики не особо-то и едут, а целые деревни вроде Рочегды Алексея Кордумова отрезаны от мира. «Скорая» не выезжает к пациентам старше 60 лет, потому что «нет смысла тратить бензин». Конечно, так не везде и не всегда, но тенденция есть.

После Тывы Левушкина вернулась в Рязань и 30 лет служила в санитарной авиации. На область имелись три вертолета, авиакеросина не жалели ради самых безнадежных больных. Хирург-проктолог не особо любит рассказывать детали операций, но она зашивала людей в сарае, в конюшне, а то и в поле под дождем. Иногда на месте выяснялось, что пациент не совсем по ее профилю: например, грудная клетка вспорота или почка повреждена. Но ее учили на совесть: сдать экзамен за деньги – такое и представить себе невозможно. Левушкина поступила в вуз в 1946 г., и руку ей ставили «хирурги войны», которые прошли страшную школу.

Алла Ильинична рассказывает, что у нее налет часов побольше иного авиатора. Ей говорили: «Слетай, дочка». И она собирала сумку, не спрашивая, пастуху нужна помощь или зэку. Однажды пилот увидел на земле волков и побоялся приземляться. Левушкина его заставила: пациент ведь может умереть!

К высоким должностям она не стремилась, хотя 11 лет работала завотделением в рязанской больнице. Но в партию вступать отказалась, прямо заявив, что имеет к ней множество вопросов. Что это за вопросы, Алла Ильинична и сегодня не хочет вдаваться. Но понятно и так. Ее мама, земская учительница, не нашла в себе сил преподавать большевистскую белиберду и переквалифицировалась в бухгалтеры. Двоюродного дядю посадили за анекдот. А родной брат, поэт Анатолий Левушкин, давал рекомендацию Солженицыну для вступления в Союз писателей. В Левушкиной очень по-русски сочетаются любовь к Родине и вопросы к государству.