— Да, — согласно кивала миссис Клемм. — Я уж и забыла, какой у вас роскошный дворец.

— Спасибо, милые дамы, спасибо, очень тронут, — поклонился Барнум, сияя улыбкой. — Все обновил, сверху донизу, не поскупился. Привлек величайшего из живущих архитекторов. Сэр Руперт Смит-Джарвис! Слышали, конечно? Коронованные особы Европы всегда привлекают его для… того, сего… Замок, там, переделать, усадьбу обновить. Кучу денег на него извел! Бочками! Но — не жалею. Гений, затрат стоит. Если хочешь что-нибудь сделать, делай, как следует, вот мой девиз.

По правде, я не заметил в интерьерах заведения каких-либо существенных изменений. Барнум ограничился устранением следов погрома. Да и сэр Руперт Смит-Джарвис оказался мне совершенно незнакомым, хотя о мастерах архитектуры, как прошлого, так и наших дней, я располагаю сведениями достаточно обширными. Скорее всего, знаменитый архитектор оказался очередной остроумной выдумкой знаменитого Финеаса — Фабрикатора Фальсификаций, Маньяка-Мифотворца.

Тут Барнум выхватил из кармана часы, глянул на циферблат и возбужденно щелкнул крышкой.

— Боже всемогущий! Через десять минут поднимут занавес! Быстренько поднимайтесь в ложу! После спектакля увидимся.

Взойдя по лестнице, мы встретились с самим мистером Освальдом, которому Барнум, очевидно, поручил проводить нас к выделенной моему семейству ложе. На помощнике «короля зрелищ» сверкал золотом эполет сшитый по фигуре мундир «королевского синего» цвета, высокие сапоги блестели, ослепляя глаз. Чувствуя себя неуютно в этом роскошном — и довольно нелепом — одеянии, Освальд молча довел нас до дверей ложи и, отвесив томный поклон, удалился.

Огни газовых светильников уже гасли, когда в ложе появился Карсон. Он снял шляпу и опустился на стул рядом с Иеремией. Лицо скаута хранило обычное спокойное выражение, но на поясе висела кобура, из которой торчала рукоять его смертоносного кольта, свидетельствующая об успехе экспедиции в управление полиции.

Ранее мне не раз доводилось присутствовать на представлениях в этом зале, и я хорошо знал, что нас ожидает. Двухчасовое напыщенное зрелище, оглушающее органы чувств, но не дающее пищи для ума, для души. Возвышенные эффекты, глубинные реакции зрителя, которые способна исторгнуть драматургия, оставались вне спектра воздействия барнумовской театральной машины. Последовавшее на сцене действо полностью соответствовало моим ожиданиям. Вся первая половина представления оказалась посвященной всевозможным трюкам, курьезам, вульгарным фокусам, фривольным миниатюрам. Не обошлось без герра Якоба Дрисбаха с его «железными челюстями» — он поднимал зубами сорокагаллонную бочку, до краев наполненную водой. Выступила несколько вызывающе одетая — или, скорее, раздетая — воздушная акробатка мадмуазель Виктория, Королева Воздушной Паутины, появилась ученая пегашка по имени Ньютон, копытом отбивавшая результаты несложных математических вычислений. Барнум, как всегда, потакал вкусам публики, не заботясь о ее развитии и воспитании. Все эти забавы вызвали воодушевленную реакцию зала.

Главная часть вечера началась, однако, лишь после краткого перерыва. Когда поднялся занавес, публика замерла от удивления и восхищения. Эти чувства разделяли мои дорогие жена и теща. Даже я вынужден был признать, что Барнум пошел на определенные затраты финансов и времени.

Декорации и реквизит преобразили сцену, сделав ее весьма похожей на ночной Бродвей у пересечения с Энн-стрит. На перекрестке этом собралась толпа негодяев, готовых к штурму Американского музея. Негодяев из Бауэри изображали несколько дюжин барнумовских служащих, выряженных в живописные лохмотья. Лидера опасных оборванцев изображал «арабский гигант» полковник Раут Гошен. Он неожиданно выразительно, с уместной мимикой и жестикуляцией, произнес несколько длинноватый монолог, призывая свои орды варваров разнести в щепки барнумовское заведение, которое он обозначил как «величественный монумент наук, искусств, культуры и цивилизации», тем самым представляющий ненавистный, нетерпимый жупел для низших классов населения.

Затем сцена мгновенно преобразилась и представила уже фойе музея. Иллюзия «мгновенности» преобразования достигалась за счет поворота громадной платформы с закрепленными на ней декорациями. В пустынный поначалу вестибюль ввалилась толпа Гошена, горя желанием вздернуть вождя Медвежьего Волка. И противостоял этой толпе сам Барнум, Великий и Могучий! Картинно воздев длань, Барнум разразился длинной речью о великих принципах демократии, коими руководствуется наша великая американская нация.

Эта речь растрогала зрительный зал, неоднократно прерывавший оратора взрывами аплодисментов, но совершенно не затронула зачерствевшие души погрязших в пороке бунтовщиков. Более того, она заметно разъярила толпу негодяев. Непочтительно отпихнув Барнума в сторону, они рванулись к лестнице, макет нижней части которой присутствовал на сцене. Через мгновение Гошен и несколько его приспешников уже вели вниз индейского вождя. Медвежьего Волка Барнум каким-то образом уговорил — скорее, принудил — согласиться на участие в спектакле, где старый воин представлял самого себя. Вот уже готова петля — ситуация кажется безнадежной!

Но тут распахнулась входная дверь, и на сцене появилась крохотная фигурка, едва двух футов ростом. Карлик был обряжен в костюм и шляпу, полностью повторяющие наряд Карсона в тот памятный вечер, вплоть до бахромы на груди и рукавах. Роль Карсона в спектакле исполнил Генерал Том-с-Ноготок, талантливейший член труппы Барнума. Его комическая интерпретация различных исторических персонажей, включая Фридриха Великого и императора Наполеона, вызывала заслуженное восхищение публики, включая и британскую королеву Викторию, удостоившую Генерала Тома аудиенции во время европейских гастролей.

Появление карлика аудитория встретила овацией, вставанием с мест и приветственными криками. Том вразвалочку проследовал к краю сцены, небрежно смахнул с головы большую «западную» шляпу, отвесил публике глубокий поклон и кивнул дирижеру оркестра, тут же грянувшего лихой кавалерийский марш. Переждав вступление, крохотный герой вступил со своими куплетами. Голос у него был тонкий, пронзительный, но весьма приятный, и слухом Том отличался замечательным. Начало песенки некий неизвестный современникам (и, без сомнения, потомкам) поэтический гений скомпоновал следующим образом:

Я Кит Карсон, следопыт,

Всюду в Штатах знаменит.

Гудит хвала, летит молва,

И славят все мои дела,

Тра-ла-ла!

От меня не убежит

Ни разбойник, ни бандит;

Защищая справедливость,

Снова Карсон победит!

Да, да, да!

И далее в том же духе.

Это безудержное самовосхваление исторгло из аудитории новый взрыв аплодисментов. Даже Карсона, который мог бы и возразить против представления своей особы двадцатипятидюймовым карликом, песенка эта вовсе не покоробила.

Завершив соло, Том-с-Ноготок повернулся к негодяям и потребовал немедленно освободить Медвежьего Волка. Гошен это справедливое требование тут же отверг, сопроводив отказ презрительным смехом. Вынужденный прибегнуть к более устрашающим мерам, Том-с-Ноготок для начала исполнил воинственную пляску-флинг шотландских горцев. Затем для вящего воздействия крутанул пару сальто, попрыгал на руках и на ногах, заставив противника ошеломленно застыть в ужасе. После этого карлик извлек из-за пояса крохотный пистолет с неожиданно большим числом зарядов и трескучей серией выстрелов выбил из рук бандитов оружие, шумно попадавшее на сцену. Наконец вскочил на услужливо подставленную ладонь гиганта Гошена и нокаутировал последнего мощным ударом в воздух около носа.