Но, понимая в душе, что она безусловно права, я подхватил, наш невеликий багаж и двинулся вслед за ней. Поднявшись на второй этаж, мы остановились перед сосновой дверью, украшенной отлитой из латуни цифрой 25.

– Почему здесь все двери разные? – озадаченно спросила Сандрин, протягивая палец к звонку. – У нас в муниципальных домах все двери изготовляет одна фирма и по единому стандарту. А здесь полный разнобой.

– Так ведь наша дверь, кроме чисто утилитарной цели, показывает социальный статус жильцов данной квартиры, – заметил я. – Чем лучше выглядит дверь, тем состоятельнее владелец квартиры, тем больший вес у него в обществе. Это была своеобразная фронда усилиям коммунистической власти всех подстричь по одну гребенку.

– Социальный протест с помощью дверей? – еще больше удивилась француженка. – Очень оригинально!

Она хотела добавить что-то еще, но в этот момент дверь скрипнула, и из-за нее появилась явно приготовившаяся покинуть свое жилище женщина. Она была далеко не молода, но держалась на удивление прямо и с определенным достоинством.

– Вы случайно не госпожа Дворцова? – отчего-то с сильным акцентом произнесла Сандрин.

– Да, я Дворцова, – растерянно приподняла та очки, – а вы кто же будете?

– Ой, какое счастье! – порывисто схватила француженка левую ладонь женщины. – Вы мне не поверите, но я ваша дальняя родственница. Праправнучка Олега Алексеевича Ивицкого! Если вы хоть когда-нибудь слышали это имя, то сможете представить, насколько дальняя. Наш род сейчас проживает на юге Франции, но корни наши из России!

– Мама действительно говорила, что во Франции у нас есть какие-то родственники, – задумчиво произнесла женщина. – Она даже пыталась установить с ними связь. Написала несколько писем в Красный Крест города Варшавы, но что-то не получилось. Ответа так и не пришло…

В воздух повисла неловкая пауза. Хозяйка квартиры явно куда-то торопилась, и незваные пришельцы вроде нас совершенно не вписывались в ее планы. Я невольно отступил чуть в сторону и тут же увидел часть висящего на стене прихожей зеркала. Передо мной вдруг оказались глаза обеих женщин. Пожилая смотрела на меня в упор, а лицо Сандрин как раз отразилось в зеркале. Их несомненное сходство до того меня поразило, что я не удержался и громко воскликнул:

– Да у вас глаза одинаковые! Посмотрите-ка обе в зеркало! Тут и паспорт не надо предъявлять, чтобы установить несомненное родство.

Обе одновременно посмотрели на свое отражение и невольно рассмеялись.

– Это ваш муж? – уже более доброжелательно кивнула Елизавета Анджеевна в мою сторону. – Да вы заходите, не стесняйтесь. Вещи можно положить вот сюда, – не дожидаясь ответа от явно смешавшейся девушки, указала она на маленький столик в углу прихожей.

Затем провела нас в гостиную и усадила на большой коричневый диван, застеленный ажурным покрывалом. Я мельком осмотрелся по сторонам. Мебель в комнате была хоть старомодна и потрепана временем, но все еще довольно

добротна и ухожена. Было видно, что раньше люди здесь, жили весьма зажиточно. Чего нельзя было сказать о современном положении дел. И громче всего об этом буквально кричали истоптанные туфли хозяйки квартиры.

Заметив мой взгляд, она поспешно спрятала ноги глубже под стул, на котором устроилась сама, и любезно обратилась к Сандрин: – Как же зовут вас, милочка?

– Сандрин Андрогор, – чинно кивнула моя спутница. – А это мой сопровождающий во время поездок, коллега из Москвы. Его зовут Александр. Мы вместе работаем над одним… русско-французским историческим проектом.

~ – И что же привело вас ко мне? – нетерпеливо заерзала Дворцова. – Неужели и наша семья каким-то образом поучаствовала в этой истории?

– Да, представьте себе! – принялась оживленно жестикулировать Сандрин. – История эта настолько давняя, что истоки ее теряются в начале девятнадцатого века. И, как выяснилось совсем недавно, – кивнула она в мою сторону, – в ней был задействован один из наших общих предков, которого звали Антон Ивицкий. Случилось так, что, взявшись за реферат о начале культурной и политической экспансии Франции на Восток, я неожиданно для самой себя выяснила, что к тем событиям непосредственно причастны мои собственные родственники. И, знаете что, они ведь тоже проживали на территории современной Беларуси, в районе городка Слуцка.

– Не может быть, – заинтересованно подалась вперед Елизавета Анджеевна, – как интересно…

Пока они разговаривали, я откинулся на спинку дивана и от нечего делать принялся рассматривать лепнину, которой был украшен потолок.

«Что такого особенного рассчитывает отыскать здесь Сандрин? – размышлял я, рассеянно водя взглядом по рядам частично разрушенных гипсовых завитушек. – Мыслимое ли дело, чтобы на этой территории частные лица могли сохранить что-то с военных времен?! Да после всех тех ужасов, которые претерпели здешние жители, разве могло уцелеть хоть что-то?»

Благостный ход моих мыслей было нарушен самым неподобающим образом: давно не кормленный желудок вдруг болезненно сжался, а затем выдал такую заунывную и протяжную руладу, что уши моментально загорелись от стыда.

– Вы что-то сказали? – участливо повернулась ко мне хозяйка квартиры.

– Нет, нет, – торопливо переменил я позу, – это что-то в организме пропищало…

– Мы сегодня не успели позавтракать, – пришла мне на помощь Сандрин, – а желудок у мужчин всегда болезненно реагирует на подобные неприятности.

– О, да, – улыбка на секунду озарила лицо Дворцовой, – мой муж тоже ужасно переживал, если не успевал перекусить перед уходом на работу. И поспать любил, и поесть, – задумчиво произнесла она, – и вечно страдал от этого… Может быть, я угощу вас чаем? Как раз вчера пекла пирог со смородиной к приходу племянницы. Смородина, правда, мороженая, из магазина, но если не возражаете, то можете попробовать мою стряпню.

Мы, естественно, не возражали и через минуту переместились из гостиной на кухню. И пока грелся чайник и доставался обещанный пирог, я успел краем глаза заметить, что холодильник в этом доме практически пуст. Перехватив мой взгляд, Елизавета Анджеевна сожалеющее развела, руками.

– Рада бы вас накормить более сытно, но, увы, возможностей для этого нет совершенно. Можете себе представить, – повернулась она к Сандрин, – наше правительство определило мне пенсию по старости суммой, эквивалентной двадцати долларам.

– В день или в неделю? – поинтересовалась та, деловито помогая расставлять на столе чашки и блюдца.

– Что вы, – отрицательно замотала старушка головой, – в месяц!

– Не может этого быть! – не поверила ей Сандрин. – Этих денег мне, например, не хватает и на один день. А я считаю, что очень экономно живу. Но наверняка власти не требуют с вас платы за жилье и выдают талоны на бесплатное питание?

– Эх, если бы так, – грустно сморщилась хозяйка квартиры. – Нет, милая девушка, такое милосердие нашим властям в голову далее не приходит.