– Скажи еще раз, как он получил нас с Иветтой, – предложила Долорес.

– Gris beeolaron me ermanas! – крикнул Брент.

– Он изнасиловал меня! – добавила его сестра. – Он меня изнасиловал!

Спор за стеной на колесах разгорался, и в груди ковбоя затрепетали крылья надежды.

С крыши донеслись шаги. Длинный посмотрел на Брента.

– Смени его там. И прихвати с собой пару железных штырей.

– Хорошо.

– Если чувствуешь, что силы есть, надень табард.

– Не смогу.

– Поднимайся на крышу и не высовывайся. – Длинный в упор посмотрел на Брента. – Если они не уступят, придется снова устроить представление.

– Знаю, знаю, мы не благородные герои.

Ковбой повесил на шею подзорную трубу, забросил на здоровое плечо винтовку, прихватил несколько полных магазинов, сунул в карман левого сапога два железных штыря и направился к восточной двери. Сердце колотилось в груди, и стук отдавался в голове и левой руке.

– Брент! – крикнула Долорес.

Он оглянулся.

– Я вернусь, и со мной ничего не случится.

– Я всегда ругала тебя за то, что не прощаешься по-человечески.

– Надеюсь, мы не прощаемся.

– Обними меня хотя бы.

Брент подошел к сестре, наклонился и обнял правой рукой за плечи.

Прижавшись лицом к пропитанной кровью рубашке, женщина прошептала:

– Если тебя подстрелят, я… я…

– Меня не подстрелят. – Брент чмокнул ее в щеку. – Люблю тебя.

– Я тебя тоже. – Долорес пылко обняла брата. – Ты – мой всегдашний любимчик.

– А ты – моя любимица.

Он отстранился, направился к восточному выходу, через который Щеголь, Стиви и Штукарь еще совсем недавно вносили припасы, сдвинул железный болт рукояткой револьвера и отступил в сторону. Легкий утренний ветерок открыл дверь. Равнина, растянувшаяся от колодца до далекого горизонта, казалось, еще дремала под лазурным куполом неба.

Держа револьвер в вытянутой вперед руке, Брент ступил в открытый мир и тут же поспешил к тыльной стороне форта. Ничто ни клацнуло, ни щелкнуло. В полосе между фортом и конюшней стоял Глубокие Озера. Лазоревый свет причудливо отражался в его темных глазах. Уникальный лук ощетинился пятью стальными наконечниками, а из земли вокруг индейца торчала идеально подрезанными кустами еще сотня стрел.

Брент убрал в кобуру револьвер, подошел к железной лестнице, ведущей на крышу форта, и стал подниматься по ступенькам, помогая себе здоровой рукой.

Обессиленный подъемом и болью, он забрался на наклонную крышу и пополз на четвереньках по высохшему дереву. С завитков каштановых волос соскальзывали капельки пота, висевшая на шее подзорная труба раскачивалась взад-вперед.

Ярдах в четырех от южного края ковбой опустился на живот. Щепки впивались в живот и щеки.

– Дьявол.

Добравшись до края крыши, он глянул вниз и увидел синюю фотографию с мертвецами. Прохладный ветерок приносил запахи древесного угля, пороха, металла и горелой плоти, а еще звуки далекого спора, в котором слышались непонятные ковбою слова. Подумав, он решил не тратить время на занозы в груди и щеках.

Снизу в потолок трижды стукнули прикладом.

– Когда я постучу в следующий раз, – сказал Длинный, – забей штырь пленнику в мошонку и так оставь.

– Только не мне, не мне! – завопил человек со Среднего Запада. – Пожалуйста. Я же помогал вам… Я… Я не знал, что Грис сделал с вашими сестрами. Клянусь…

– Первым будешь не ты, – сказал Брент.

– Спасибо вам. Спасибо.

Брент соскользнул к юго-западному углу и заглянул за край.

Грязные ступни, ободранные, исколотые лодыжки, перепачканный член и бледный живот скрывали верхнюю половину висящего вниз головой мужчины. Ковбой ткнул в подошву дулом револьвера.

– ¡No! ¡Por favor, no! – Пленный задергался и завертелся, и Брент успел разглядеть характерные усы.

Этот мерзавец насиловал Долорес.

– Вот уж с тобой я чикаться не буду. – Ковбой отполз от края, вытянулся за уклоном и разложил штыри, магазины, винтовку и подзорную трубу. Потом трижды стукнул по крыше. – Готов.

– ¡Escúchame! – крикнул Длинный. – ¡Danos Gris![116]

Споры на дальней стороне поля битвы притихли.

– Сначала мы хотим получить наших людей, – отозвался голос с сильным акцентом. – Обмен.

– Нет, – ответил Длинный. – Выдайте Гриса и отправляйтесь домой. Когда уйдете, мы отпустим пленных. Никакого обмена не будет.

– Тогда и Гриса не получите.

Снизу постучали в потолок.

Брент заставил себя подумать о сестре, ее боли и унижении. Он взял длинный железный штырь, придвинулся к краю, просунул узкий конец между бледных ягодиц, ткнул им в волосатую мошонку и несколькими ударами вогнал в плоть. Меньше всего вой усатого напоминал человеческий крик.

Стиснув зубы от отвращения, Брент удалился от края. Сердце било в ребра, дрожали руки. Секундой позже выступающий конец штыря ударился, лязгнув, о каменную стену, и заложник снова взвыл нечеловеческим голосом.

– ¡Diablo! ¡Eres el Diablo!

– Нелюдь!

– Проклятый гринго!

Голосовые связки пленного не выдержали, но едва его голос оборвался, заговорило оружие. Пули засвистели над головой Брента, хлестнули по горной стене за спиной. Он прополз чуть вперед. Невидимая смерть проносилась выше, а внизу открыли огонь Длинный и Долорес.

Железо снова лязгнуло о камень, и немой зашипел от боли.

– Есть один! – крикнула снизу Долорес.

Пять стрел устремились с неба вниз, за барьер из повозок. Кто-то вскрикнул. Ответные выстрелы загремели из-под фургонов и из-за экипажей. Долорес и Длинный палили безостановочно. Полыхнуло в окне бирюзовой коляски. Брент прицелился, выстрелил и тут же послал вторую пулю вослед. Из коляски выпала и скатилась в траншею винтовка, а потом вывалился и сам стрелок.

Следом за ковбоем и Глубокие Озера выпустил пяток стрел. Они бесшумно взлетели в небо и оттуда обрушились за вражеские линии.

– ¡Puta, puta, puta![117] – закричал кто-то.

Фургоны и экипажи заходили ходуном. Брент повернулся к индейцу.

– Прячутся в повозках.

Глубокие Озера выпустил пять стрел уже по новой цели и сразу же зарядил еще.