напоминает отца. У него такие же густые усы, взлохмаченные волосы с седыми прядями и ясные внимательные глаза, наполненные мудростью и опытом.

Он жестом предлагает присесть в кресло, а сам тем временем заканчивает разговор по телефону. В ожидании я не знаю куда себя деть. Сложно усидеть на месте, когда тебе на голову сваливаются столь неприятные новости касающиеся здоровья мужа.

— Как прошла операция у Натана Давидовича? — резко спрашивает врач.

— Я…

Тут же качаю головой и опускаю взгляд.

— Я не знаю, Андрей Данилович. Именно об этом я и хотела бы поговорить.

Положив на стол недавнюю выписку, складываю руки на коленях и делаю глубокий вдох. Лгать и юлить будет в корне неправильной тактикой, поэтому я постараюсь объясняться максимально правдиво.

— Долгое время я находилась в другой стране, — продолжаю рассказ. — Мы с мужем были в ссоре и о диагнозе я совершенно ничего не знала. Так получилось, что мы разминулись. Натан улетел на выходных, а я вернулась в понедельник. Сказать по правде, я понятия не имею, где он находится и как прошла операция. Впрочем, о самой операции и диагнозе я узнала только вчера, когда случайно нашла выписку из вашей клиники.

— Поэтому вы ко мне пришли? — интересуется Лысенко.

— Да.

— Вы же понимаете, что я не имею права рассказывать о деталях визита?

Коротко кивнув, продолжаю смотреть в пол.

— Я заплачу. Столько сколько нужно.

Лысенко шумно вздыхает и опускается в кресло. Закинув ногу на ногу, прокручивается по часовой стрелке и принимается читать консультативное заключение, которое сам же и выписал чуть больше двух недель назад.

— Пациент пришёл с жалобами на прогрессирующую слабость и онемение в туловище. Сказал, что это началось примерно год назад, но острый пик пришёлся на текущий месяц. Последний раз Левицкий посещал врача прошлой весной.

— Да, он делал снимок и всё было прекрасно! Натану выписали лечение, после которого исчезли все нехорошие симптомы, — быстро проговариваю. — Мой муж был здоровым и сильным. Занимался спортом и больше не жаловался на самочувствие.

В ушах громко-громко бьётся пульс. Как так вышло, что у Натана возникла опухоль спинного мозга? Почему я не знала об этом? Почему не слышала от него ни единой жалобы за последний месяц?

— Дело в том, что пока опухоль не проявляла себя, то была почти неуловимой — вероятно поэтому её и упустили, — разводит руками Андрей Данилович. — Я видел прописанное лечение. Оно было подобрано правильно, но, к сожалению, замедлению роста опухоли не способствовало.

Вдавив ногти в сумку, я неотрывно смотрю на врача и волнуюсь, что могу упустить важные детали. Пытаюсь не рассеивать внимание на дурацких и пока не нужных вопросах и мыслях. Потом. Всё потом.

— Я направил вашего мужа на МРТ, после чего стало очевидно, что опухоль росла давно и находилась в канале позвоночника. Она истончала и сдавливала спинной мозг изнутри. Ещё год или два и ему было бы некуда деваться, а пациент остался бы парализованным.

— В заключении сказано, что Натану было рекомендовано хирургическое вмешательство, — торопливо проговариваю, чтобы переключиться на более приятные новости.

— Да. Я предложил две клиники на выбор, которые специализируются на похожих случаях. Левицкий подумал буквально несколько дней, затем перезвонил и сказал, что знакомый посоветовал ему третью клинику. Я не стал переубеждать, пожелал удачи и здоровья. И попросил держать меня в курсе.

— Почему вы не сделали операцию лично? — спрашиваю Лысенко.

— У меня нет столь высокоточного оборудования. Знаете, раньше перспективы таких пациентов как ваш муж были весьма неутешительными. Если операцию откладывать, то паралич был почти неминуем. Если делать, то тоже существовал огромный риск проснуться парализованным. Одно хуже другого.

Я чувствую, как по вискам стекают капли пота. Хочется открыть окно и скорее вдохнуть свежий воздух. В кабинете жарко, душно. Ни грамма столь необходимого кислорода.

— Но вы не волнуйтесь, — произносит Лысенко. — Сейчас считается, что чем раньше нейрохирург проведёт операцию, тем лучше. Сложность в том, что спинной мозг нужно разрезать. Одно неверное движение, один лишний штрих… И можно наделать огромной беды или же привести пациента к летальному исходу. Операция на позвоночнике требует ювелирной работы с новейшим оборудованием и профессиональной командой. Только представьте какой это труд — стоять более пяти часов над пациентом без возможности совершить ошибку.

Из кабинета врача я вылетаю едва живая. Нахожу уборную, закрываюсь на щеколду. Открыв кран, старательно умываю лицо холодной водой, но тошнота не проходит и меня буквально выворачивает над унитазом.

Как только в желудке становится пусто, я поднимаюсь на ноги и тщательно полощу рот. В отражение зеркала страшно и смотреть. Напротив меня незнакомка со всклоченными волосами и сумасшедшим взглядом. У неё бледное лицо и неестественно-красные губы.

Этого не может быть! Не может! Не с моим Натаном, не с ним… Господи.

Из уборной меня буквально заставляют выйти с помощью громкого стука в дверь, просьб и даже проклятий. Я почти не помню как расплачиваюсь за приём и оказываюсь уже в автомобиле, набирая номер Ларисы.

— Меня сегодня не будет. Разберитесь самостоятельно, ладно?

Не услышав ответ, я отключаюсь и дрожащими от волнения пальцами звоню Натану. Пока идут гудки, на ускоренной перемотке вспоминаю последний месяц, когда мужа стали тревожить боли. Прекрасно помню неделю скандалов и ссор. Метаний между мужчинами. Опустошения, неизвестности и раздражения.

А я, блядь, думаешь могу?

Виски раскалываются от душераздирающего крика в голове.

Затем было три недели моего личного релакса. Что творилось с Натаном, я понятия не имела. Не спрашивала, не волновалась. Не думала, что дойдёт до этого. И как среди столь безумного и эмоционально-сложного месяца сообщить жене о болезни?

— Да, Влада, — слышу вполне бодрый голос Левицкого.

Первая мысль: «Он живой, живой».

— Где ты?

— Иду по офисному центру.

— Ты врёшь… — несдержанно произношу. — Зачем ты мне врёшь, Нат? Я была у нейрохирурга. У Лысенко. Он мне всё рассказал.

Тишина разрывает на части. В динамике ни оправданий, ни пояснений. Будто так и должно быть.

— В какой ты стране находишься? — спрашиваю у Натана. — Как называется клиника? Я немедленно прилечу!

— Нет, — резко отрезает муж.

— Ты меня наказываешь?

— Я? Ни в коем случае.

— Тогда в чем причина? Почему? За что?

Из груди рвутся громкие всхлипы, хотя я стараюсь держаться. Закрываю рот ладонью, чтобы не выдать себя, но всё равно слышу шумный вдох и выдох мужа.

— Блядь, Влада. Всё нормально. Но в данный момент я не хочу, чтобы ты видела меня таким ничтожным. И чтобы жалела тоже не горю желанием. В этом, по сути, вся причина.

— Скажи, где ты