Действительно ли их пригвожденного бога заботит вопрос, кто правит Британией? Я размышлял об этом, пока мы спешили по римской дороге на север сквозь порывистые ливни, несшие холод с валлийских холмов. А что насчет валлийцев? Я не сомневался, что Анлаф отправил послов к Хивелу и мелким валлийским королям, и у них достаточно причин не любить Этельстана, который принудил их преклонить колено и платить дань. Но я подозревал, что Хивел ничего не предпримет. Пусть он не любит саксов, но понимает, какие ужасы обрушатся на его страну, если Этельстан отправит на холмы свою армию. Хивел позволит норвежцам и скоттам сражаться с его давним врагом, и если они победят, захватит земли, до которых сможет дотянуться, а если победит Этельстан, Хивел станет улыбаться по ту сторону границы и потихоньку копить силы.

— Ты задумался, господин, — с укоризной сказал Финан. — Я знаю это выражение лица.

— Лучше не думать, — заметил Стеапа, — от этого одни беды.

— Я размышлял о том, почему мы сражаемся.

— Потому что грязные ублюдки положили глаз на нашу страну, — ответил Стеапа. — Поэтому нам придется их убить.

— А ведь все они сражались до того, как пришли мы, саксы?

— Конечно, — настаивал Стеапа, — тупые говнюки дрались друг с другом, потом с римлянами, а когда те ушли, с нами. И если они когда-нибудь победят нас, чего, конечно, не случится, то снова начнут драться друг с другом.

— Значит, этому нет конца.

— Господи Иисусе, ну ты и мрачный! — воскликнул Финан.

Я думал про стену щитов — место, полное ужаса. Ребёнок, слушая песни в зале, мечтает скорее вырасти, стать воином, носить шлем и кольчугу, держать устрашающий меч и украсить предплечья широкими браслетами, услышать, как нашу доблесть воспевают поэты. Но в реальности существуют ужас, кровь и дерьмо, крики боли, плач и смерть. В песнях об этом не говорится, лишь о победах. Я выстоял в огромном количестве битв и теперь ехал, размышляя, выдержу ли еще одну, крупнейшую и, как я опасался, худшую из всех.

Wyrd bið ful ãræd.

* * *

Мы добрались до Честера ближе к вечеру следующего дня. Леоф испытал облегчение, увидев нас, но пришел в ужас, когда я рассказал, что битва в Виреалуме все же состоится.

— Не может этого быть! — сказал он.

— Почему?

— А если он победит?

— Мы погибнем, — грубо сказал я. — Но решение еще не принято.

— А если король решит сражаться в другом месте?

— Тогда тебе придется удерживать осажденный Честер, пока мы вас не освободим.

— Но...

— Твоя семья здесь? — коротко спросил Стеапа.

— Жена, трое детей.

— Хочешь, чтобы их изнасиловали? Угнали в рабство?

— Нет!

— Тогда удержишь город.

Наутро все так же моросило. Мы выехали на север в сторону поля, выбранного Анлафом. Стеапа все еще злился на Леофа.

— Трусливый глупец, — проворчал он.

— Его можно заменить.

— Было бы неплохо. — Некоторое время он ехал молча, а потом улыбнулся мне. — Приятно было увидеть Бенедетту!

Он встретился с ней в большом зале Честера.

— Помнишь ее?

— Конечно, помню! Такую женщину не забудешь. Я всегда ее жалел. Она не должна была быть рабыней.

— Сейчас она не рабыня.

— Но ты не женился на ней?

— Итальянские суеверия, — сказал я.

Он рассмеялся.

— Какая разница, пока она делит с тобой постель?

— А как ты? — спросил я.

Я знал, что его жена умерла.

— Я не сплю один, господин, — ответил он и кивнул в сторону моста, пересекавшего более широкий ручей неподалеку от места, где тот сливался с меньшим.

— Это та речка? — спросил он.

— Прямо за ней увидишь колья из орешника.

— Значит, мост останется позади нас?

— Да.

Он пришпорил коня к мосту из дубовых брёвен, положенных между высокими берегами. Ширина моста была едва достаточна для небольшой крестьянской телеги. Стеапа въехал на мост, остановил коня, глянул вниз на глубокое русло реки и камыши по обоим берегам. Он хмыкнул, но ничего не сказал, лишь обернулся посмотреть на первые колья, выставленные в сотне шагов к северу, пустошь за ними постепенно поднималась к невысокому гребню. На первый взгляд — неудачный выбор для поля боя, противнику отдана возвышенность, а мы могли оказаться в ловушке, на заболоченной почве возле оврагов, в которых бурлили потоки.

Стеапа погнал коня вперёд, к кольям из орешника. Нас сопровождали Финан, Эгиль, Торольф, Ситрик и ещё дюжина воинов, из них двое держали сырые ветви с осыпающимися осенними листьями.

— Думаю, говнюки наблюдают за нами. — Стеапа кивнул на небольшую рощицу на западном гребне.

— А как же.

— А это что? — Он указал на разломанный частокол ближе к вершине холма.

— Усадьба Бринстепа.

— Люди Анлафа там?

— Были там, но ушли два дня назад, — ответил Эгиль.

— Они и теперь, скорее всего, там, — безрадостно отметил Стеапа. Он ехал дальше, вёл нас к невысокому гребню, отмеченному кольями из орешника, где Анлаф надеялся поставить свою стену щитов. — Если согласимся на это место, — продолжил он — Анлаф посчитает нас глупцами.

— Он уже считает Этельстана легкомысленным идиотом.

Здоровяк фыркнул и подвел коня к самой высокой точке гребня.

— Значит, ты считаешь, что он атакует по этому склону? — спросил он, глядя назад, в сторону моста.

— Я бы поступил так.

— И я, — отозвался он после недолгих размышлений.

— Но также он будет атаковать и вдоль всей нашей линии щитов.

Стеапа кивнул.

— И во время его атаки, сюда — вот прямо в это место — придётся самый сильный удар.

— Прямо вниз по склону, — согласился я.

Стеапа посмотрел на пологий склон.

—Я бы так и сделал.

Он нахмурился, и я понял — он думает о том, что еще мог бы предпринять Анлаф. Но с тех пор как я увидел это место, я не мог представить другого плана. Нападение справа прижмет войско Этельстана к более глубокой речушке. Часть его людей бросится через овраг, большинство из них будут убиты, многие в суматохе утонут, а за бежавшими погонятся всадники Анлафа, в основном люди Ингилмундра, те, что грабили Мерсию восточнее Честера. Вряд ли Анлаф или Константин привезли много лошадей, их сложно переправлять на кораблях, значит, у преследователей будут только уже имеющиеся в Виреалуме лошади. Но если осуществится мой начерченный углем план, то все сложится по-другому — мои люди будут гнать бегущего Анлафа.