— А как же пуля в Максе? Ее найдут.

— Ну, может, решат, что ты внезапно обезумела и застрелила его, а потом — всех нас, чтобы сокрыть факт убийства. Пистолет же твой.

— А затем взорвала себя вместе со всем зданием? Пораскинь мозгами. Ты же знаешь, они точно раскопают, что это был спектакль.

Эмери вновь ненадолго задумался, в последний раз пыхнул трубкой, словно подводя итог своим мыслям, и отложил трубку на стол.

— Знаешь что? Плевать, какой именно они воссоздадут картину преступления, поскольку все будут думать, что владелец бара мертв. — Он сунул пистолет за пояс штанов спереди. — Так, а теперь мне надо разложить тела и закругляться.

Бармен подошел к трупу бездомного, крякнул от напряжения, попробовав протащить тело весом около ста двадцати килограммов. С первой попытки оно даже не сдвинулось.

— Может, помочь? — издевалась я.

— Разве в моем психологическом портрете указано, что я идиот?

— Тебе таскать кучу тел. А время уходит. К тому же все равно придется срезать с моих рук и ног скотч, чтобы его не нашли на теле. Да и пистолет мой у тебя.

Прозвучало довольно убедительно. Когда вам угрожает смерть, ложь получается очень правдоподобной. Эмери вытянул из стаканчика для карандашей канцелярский нож и разрезал ленту на моих запястьях и лодыжках, чуть оцарапав меня. Нож положил на стол.

— Берись с тяжелого конца, чтобы я мог держать пистолет, — велел он.

— Не думаю, что осилю «тяжелый конец», — сказала я.

— Черта с два не осилишь. А то я не наблюдал за тобой.

Я встала и подошла к двойнику Батори, подхватила его под мышки, а Эмери взялся за ноги. Подняв тело, я тут же его уронила, и это на мгновение отвлекло бармена.

— Пардон, — сказала я.

Эмери бросил взгляд на Коулмен:

— Будешь тянуть время, я прошью скрепкой второе ухо агенту.

Мы вновь взялись за работу. Наполовину тянули, наполовину несли труп в сторону кухни, где предполагался эпицентр взрыва. Только теперь, благодаря тем мгновениям, когда Эмери отвлекся на падение тела, у меня за поясом джинсов был нож, прикрытый рубашкой.

Наконец мы переместились в кухню, где на прилавке из нержавейки выстроились в ряд литровые стеклянные бутылки, из горлышка каждой торчала скрученная тряпка. Теперь я поняла, откуда шел запах бензина. Эмери вручил мне одну из самодельных бомб.

— Сунь этому под горло, огонь уничтожит его лицо.

Я опустилась на колени и сделала, как он велел. Затем попыталась встать, но спину свело судорогой, и я задохнулась от боли. Дурной знак: мне ведь надо выбраться из этой западни.

Эмери обвел взглядом тела:

— Пять за двадцать четыре часа. Надо же, раньше-то одна женщина в год была, и я каждую детальку продумывал! — Он покачал головой, будто бы смущенный и расстроенный хаосом, который сотворил здесь.

Все еще не поднимаясь с колен, я разработала свой план. Преступник выше меня, поэтому неожиданный режущий удар ножом по животу огорошит, а следом резкий удар в правый висок вырубит его. Самая большая проблема — моя спина. Движения элементарные, но сейчас я не знала даже, как с пола-то подняться. Оставалось только надеяться, что сил мне придаст адреналин.

Эмери подошел к прилавку у раковины, где стояла батарея «коктейлей Молотова» в бутылках из-под джина «Бомбей», водки «Серый гусь» и «Кроун роял». Взрывчатка высшего качества. Полоски ткани, торчавшие из горлышек, немного длиннее тех, что я видела в других бутылках, и соединялись еще одной полоской: по-видимому, Эмери собирался выставить их на расстоянии друг от друга, выиграть время, чтобы зажечь все четыре и успеть удрать через черный ход, прежде чем все взлетит на воздух.

— Ну а эти я непременно должен поставить в ногах агента, — сообщил он. — Не хочу, чтоб знали, что у нее перерезаны сухожилия.

— Так это была водка? — спросила я.

— Что?

— В капельнице Линча?

Эмери положил пистолет на прилавок и взял бутылку «Серого гуся»:

— Я рассудил, что со всеми этими обезболивающими, которыми накачали Флойда, литр алкоголя, попавший прямо в мозг, прикончит его, но даст мне кучу времени уйти подальше от больницы. А как ты догадалась?

И я принялась рассказывать ему, как увидела его, прикинувшегося медсестрой, с полупустым пакетом для лекарства и как алкоголь жег руку Линча, но Эмери стало неинтересно. Он задумался, взгляд его переполз на примитивное самодельное взрывное устройство в руке, и я подумала, что он мысленно рисует себе последовательность, в которой подожжет запалы, прежде чем рванет прочь. Бармен стоял достаточно близко. Вот он, мой единственный шанс выжить. Я сомкнула пальцы спереди на рубашке, прикрывавшей нож, и приготовилась осторожно подняться на одну ногу. Мышцы живота напряжены, а позвоночник как можно более неподвижен. Когда кинусь на Батори, резкой боли в спине не избежать — тут уж ничего не поделаешь. Мне оставалось лишь еще чуть-чуть приблизиться к нему, но он вдруг отпрянул.

— Бриджид Куинн, — усмехнулся он. — Я видел, как ты взяла нож. Неужели решила, что я подпущу тебя к себе настолько, чтобы ты пустила его в ход?

Мы оба замерли: Эмери — метрах в двух от меня и способный передвигаться быстро и я — на коленях перед ним. Выбора не оставалось. Мелькнула мысль: каково это — чувствовать, как умираешь? Мгновение мы наблюдали друг за другом, гадая, кто и какое сделает первое движение, а затем нас обоих отвлек мягкий, легко узнаваемый звук загоняемого в патронник дробовика патрона.

Чик-клац.

Звук прилетел из коридора между кухней и баром. Убийца стоял спиной к двери. Видеть я не могла, но догадалась, что ружье в руках у Коулмен.

— Нет! — заорала я, понимая, что произойдет дальше.

Эмери начал было поворачиваться, но не успел: оглушительно грохнул выстрел, на его лице мелькнула гримаса удивления, и надо мной пролетел кусок его живота.

Батори был крупным мужчиной. Он не упал сразу же, но посмотрел на меня, затем опустил взгляд на свой живот, из которого потоком хлестала кровь. Ему даже удалось сделать один неуверенный шаг и потянуться ко мне, прежде чем повалиться на колени и затем плашмя на пол, в лужу жидкостей собственного тела, с обращенным ко мне лицом.

Я тоже упала — на всякий случай. Его лицо оказалось сантиметрах в двадцати пяти от моего. Эмери был еще жив.

Чашка трубки оказалась у самых его губ. Он, наверное, упал на нее и вогнал черенок себе в глотку. Эмери закашлялся — вокруг трубки запузырилась кровь, и я поняла, что надо отодвинуться, прежде чем ее брызги полетят в меня. Он попытался втянуть ртом воздух, словно хотел что-то сказать, но мешала не только трубка в горле: выстрел, по-видимому, срезал часть легких.

— Черт, Эмери, как жаль, что не сама я тебя застрелила, — прошептала я, глядя в его левый глаз, единственный обращенный ко мне.