не смогла бы туда попасть даже, если бы захотела…

Полли вышла из кабинета и направилась к лестнице.

Спустившись на площадку, она замерла у двери. Снова прочитала табличку.

«Не входить! Здесь водится монстр!»

– Никакой вы не монстр, мисс Гримм, – прошептала Полли. – Вы просто очень одинокий человек, которого скорбь и безысходность свели с ума. Поверьте мне на слово, я кое-что знаю о настоящих монстрах.

Она толкнула дверь и вошла в комнату. Бледный свет штурм-фитиля вырвал из темноты то, чего она прежде не замечала. Тут и там были разбросаны плюшевые игрушки – и все они представляли собой довольно милых и забавных кашалотов в цилиндрах. Один был в очках, другой держал в плавнике трость, третий восседал на игрушечном велосипедике, еще парочка играли в шахматы… Судя по тому, сколько их тут было, незваная гостья поняла, что Зои Гримм испытывала к кашалотам весьма нежные чувства.

Полли шагнула на ковер и, стараясь не наступать на разбросанные по всей комнате вещи, подошла к кровати.

Разглядывая обстановку спальни, она будто бы знакомилась ближе с хозяйкой, узнавала ее все лучше. И тем не менее, ничто здесь не давало даже намека на то, что именно заставило Зои Гримм именно сегодня ступить на путь злодеяний.

На кровати лежала коробка печенья «Сладости Каминника». Коробка выглядела очень старой, и лицо улыбающегося Человека-в-красном на крышке почти стерлось.

«Там вовсе не печенье», – догадалась Полли.

Поставив фонарь на прикроватный столик, она открыла коробку.

– Хм…

Полли сняла перчатки и достала из коробки стопку открыток. Ее пальцы задрожали, в груди что-то щелкнуло. Она была близко… Так близко, чтобы подцепить обивку Зои Гримм и заглянуть под нее…

То, что Полли поначалу приняла за открытки, на деле оказалось кое-чем совсем другим – уже спустя пару минут она поняла, что в коробке из-под печенья хранилась… целая жизнь.

Полли изучила почтовые марки: открытки приходили со всего мира, из множества разных городов, но вот штемпеля… Все марки были гашены штемпелями с оттиском «Почта Гриммов», и Полли с удивлением подумала: «Неужели у них есть своя собственная служба сообщения?»

Коробочная жизнь Зои Гримм начиналась с открытки из Рабберота. Писала прабабушка Зои. Она сухо поздравляла Бенджамина с рождением дочери и высказывала уверенность в том, что наследница древнего и почтенного семейства Гриммов будет воспитана с соблюдением всех традиций, несмотря на то, кто ее мать. Также она надеялась, что правнучке понравится ее подарок (Полли не сдержалась и поморщилась) – трехголовая пиявка.

Еще пара открыток содержали такие же поздравления, больше, правда, почему-то похожие на сожаления. За каждым из этих поздравлений ощущалась улыбка, натянутая так сильно, что едва ли не было слышно, как скрипит рвущаяся кожа.

Полли стало мерзко. И хоть эти картонки были сухими и старыми ей вдруг показалось, что ее пальцы липнут в них.

Единственная добрая открытка была от тетушки Зои, Гертруды Гримм из Льотомна. Как же она была не похожа на прочие поздравления! В каждой строчке, в каждой фразе читалось тепло. Гертруда искренне радовалась пополнению в семье. Тетушку очень позабавило, что первое слово, которое сказала маленькая Зои, было «Кашалот», и к открытке она присовокупила подарок: плюшевого кашалота в очках, которого назвала Мистером Умником, при этом тетушка пообещала, что будет присылать племяннице кашалотов на все дни рождения.

Полли окинула комнату взглядом: судя по забавным плюшевым жильцам спальни Зои Гримм, тетушка Гертруда сдержала обещание…

Две следующие открытки (обе – от прабабушки из Рабберота) представляли собой поздравления с днями рождения Зои, но больше походили, как показалось Полли, на проверку сердцебиения. По намекам и оговоркам, которые старуха даже не пыталась прятать между строками, проглядывала надежда, что девочке недолго осталось.

Содержание уже следующей открытки заставило Полли нахмуриться. Снова писала добрая тетушка Гертруда, но на этот раз повод был печальным. Гертруда Гримм выражала соболезнования брату и его трехлетней дочери. Насколько Полли поняла, мама Зои умерла от болезни или… тут было не совсем понятно, поскольку Гертруда использовала слово «проклятие». А еще она советовала брату отправлять все письма и открытки от родственников, не читая, сразу в камин.

Очевидно, он не послушался, поскольку уже следующая открытка – за авторством дяди Зои, Филлиуса Гримма, – таила в себе вкрадчивые надежды, что «уж теперь братцу ничего не мешает наконец обратить свое внимание на дочь почтенного господина Редгрейва» и «что траур ему не к лицу, тем более прошла уже целая неделя, и жизнь, как-никак продолжается».

Читая все это, Полли кипела от возмущения. Постепенно она начала понимать, что это за семейство и какие в нем в ходу нравы.

Еще четыре открытки от различных родственников несли в себе соболезнования, в которых не было ни капли сожалений: в каждой либо сквозило облегчение от того, что «чужачка» больше не станет мутить воду, либо содержались увещевания написать Маргарет Редгрейв, которая «все еще ждет от него письма». Старая глава семейства так и вовсе советовала внуку отправить Зои в приют, оставить Габен и вернуться в родовой особняк.

– Что за мерзкие люди… – проскрипела Полли. С каждой прочитанной открыткой она все глубже погружалась в черноту колодца жизни Зои Гримм, с каждым новым «Дорогой Бенджамин!» ей казалось, что стены и потолок комнатушки все ближе придвигаются к ней.

После «соболезнований» в паре открыток от троюродных теток и четвероюродных племянников следовали не только сомнения в том, что Зои удастся заслужить гордую фамилию Гримм», но и уверенность, что в ночь ее семилетия, «она все испортит», ведь в ней есть частичка «дурной крови».

Впрочем, предсказания «любящих» родственников-Гриммов, очевидно, не оправдались, поскольку уже в следующей открытке было поздравление для Зои от ее двоюродного деда, в котором тот уверял, что ни на минуту в ней не сомневался. Ему вторили еще несколько родственников, включая прабабушку.

Среди сквозящих лицемерием посланий затерялось лишь одно доброе. Разумеется, от Гертруды Гримм, которая выражала надежду, что у малышки Зои нет кошмаров после ночи ее семилетия.

– Прекрасно, – раздраженно пробормотала Полли. – Значит, просто родиться в этой семье недостаточно. Ребенку еще нужно заслужить свою фамилию!

В следующей открытке прабабушка Зои осуждала стремление Бенджамина вступить в ГНОПМ. «Гриммам не нужна кафедра. Гриммы не должны делиться с чужаками знаниями, которые передавались внутри семьи веками!» Впрочем, судя по хлынувшему далее потоку злорадства, членом научного общества Бенджамин Гримм так и не стал.

Следующая открытка не только удивила Полли, но и по-настоящему