сильного отчаяния не было. У Борьки оформилась давно возникшая идея. В этот момент он сформулировал сам себе план своей дальнейшей работы. Нужно только выяснить кое-какие детали, кое-что завершить и приступать к выполнению.

Коротко выдохнув, он, наконец, обернулся и окинул взглядом представшую перед ним картину. На земле сидел Шурка, держась за нос, из которого, судя по следам, только что обильно текла кровь. Шурка доставал белую тряпицу из ведра с водой и подносил к лицу. Иногда он поглядывал на Борьку, но без злости, а даже, можно сказать, по-приятельски. Михалыч сидел на полене рядом с ним и в задумчивости потирал густую черную бороду. Видимо, это он принес воды и сунул Шурке тряпку. Маши рядом не было, но был председатель, который неустанно бормотал:

– Ох, натворили делов! Знал же, что ничем хорошим не обернется.

Борька с трудом верил произошедшему. Как-будто пелена сошла с глаз. Неужели это он двинул Шурку в морду? Да, это он: рука немного ныла в запястье. Славный удар получился, аккурат в переносицу. Скоро должен растечься синяк на оба глаза. Но Шурка не стонет. Разве ему не больно? А может, это Михалыч его так приложил уже потом? Но не это волновало больше всего Борьку.

– Михалыч, – Борька уже не интересовался Шустрым, он приступил к выполнению своего плана. – Это, наверняка, другой гусь, не мой. Мой бы вернулся. Но ты все же попробуй меня переубедить. Расскажи-ка поподробнее обо всём, что связано с этим гусем. Вообще всё! Начиная с того момента, когда вы впервые с ним увиделись, потом момент кольцевания и что произошло сейчас. Почему Шурка оказался здесь с ружьем.

– Что знаю – расскажу, остальное Машка лучше меня поведает, – он оглянулся в поисках её. – Ну, сейчас вернется. Переоденется только. Этот вон ее запачкал чуток. Ну, про это я отдельно разберусь, – и он в задумчивости снова почесал бороду совсем не по-доброму взглянув на Шурку.

– Позже поговорите, – прервал вдруг появившийся председатель. – Сперва я кое-что поведаю, – он отвел Борьку в сторону. – Знаешь, москвич, Люда уехала.

Почему-то эта новость Борю даже не удивила. Люда уже давно помышляла о побеге, и рано или поздно это должно было произойти. Поэтому на его лице ничего не отобразилось. Данный факт немного обескуражил Белоголова:

– Я смотрю, ты знал об этом?

– Нет, – Борька развел руками. – Только вы же сами санкционировали ее такое поведение. Разве нет?

Председатель хмыкнул:

– Так я и знал, что ты мне ответишь что-нибудь в этом духе. Ты не дурак. А теперь, гляжу, становишься в добавок еще и дерзким. Что ж, это свойственно молодости. Ладно. Вижу ты тут ни причем, поэтому колёса возвращаю.

На этот раз Борька не смог удержаться от удивления. Уж кого-кого, а самого председателя он точно не подозревал. Интересно, зачем ему это надо было? Может, действительно для того, чтобы не мешался мужикам во время кольцевания? Но Белоголов ответил сам, не дожидаясь Борькиного вопроса:

– Думал, ты хочешь ее увезти, а всё остальное лишь предлог. Но ошибался. А теперь вижу, что в дураках оказался я. Причем дурак я старый, – добавил он горько. – Единственная она у меня, никого больше нет. Думал, удержу, но теперь знаю цену своей глупости. Она больше не вернется.

– Ну, почему же? – Борька решил, что нужно его успокоить. – Я поговорю с ней. Она вернется. Возможно, что ненадолго, но вернется. Но только вы на этот раз не сильно ей руководите, а-то ведь она вновь может сбежать и даже не попрощаться. Будьте благоразумнее на этот раз.

Председатель только грустно кивал головой, не веря в то, что малознакомый москвич сможет вернуть дочь. Он также не обратил внимания на то, как Борькина речь начала меняться от просящей к повелительно-руководящей. А Борька и сам почувствовал явное облегчение, будто гнетущая неопределенность скатилась с плеч, и теперь он ощущает, как нерешительность сменяется уверенностью. Он устал переживать о будущем, о своих ошибках, он наконец-таки понял, что ошибок не избежать. Но в этом и состоит тернистый путь к любым достижениям, даже самым малым. Вокруг успешных людей всегда в десять раз больше критиков, нежели соратников. Но до полной реализации своих планов Борьке еще далеко, он это также остро чувствовал. Но в жизни иногда попадается и достаточно широкая полоса удач.

Председатель уехал, ни проронив больше ни слова. Понурив голову, сел в машину, и водитель отвез его.

Михалыч строго посмотрел на Шурку.

– Сам уйдешь или помочь? – спросил он загадочно тихим басом.

Шурка вздохнул. Утер в последний раз лицо. Под глазами уже стал растекаться синяк: видимо, нос всё же сломан, но на бок, как это обычно бывает, не свернут. Тяжело поднялся, опираясь на свою клюку.

– Не серчай, Михалыч. Всё гораздо сложнее в жизни, – и побрел к калитке.

Борька спокойно смотрел ему в след. Но вдруг мысль пришла ему в голову, он встрепенулся и поспешил за ним. Выбежал за калитку и окликнул:

– Эй, Шурка, постой-ка!

Шустрый обернулся. Его глаза на этот раз не показывали ни злости, ни раздражения.

– Ты в курсе, что Люда уехала?

Шурка никак не отреагировал.

Борька добавил:

– Навсегда.

На этот раз Шуркино лицо заметно омрачилось. Но он не позволил эмоциям дальше распоряжаться собой и, как можно более безразлично, выдавил:

– Вернётся. От Николаича не так-то просто уехать.

– Но тем не менее она уехала, – Борька ждал еще какой-нибудь реакции от Шурки. Но тот лишь пожал плечами и, отвернувшись, побрел дальше. Борька не мало расстроился, поскольку его теория, касаемая близких отношений между Людой и Шуркой, рушилась. Но, пройдя буквально пару шагов, Шурка остановился, повернулся к Борьке и сказал:

– Если ее увидишь, обо мне не рассказывай, – Шурка смотрел прямо в глаза Боре. – Обещаешь?

– Нет, – спокойно ответил Борька.

Шустрый отвернулся и пошел прочь уже гораздо быстрее. А Борька довольный вернулся на подворье Михалыча. Он успел заметить, что лицо Шурки заметно просветлело.

Борька долго просидел у Михалыча. Он всё спрашивал и спрашивал в разных подробностях о встрече с этим гусем. И чем дольше он слушал, тем больше убеждался, что это не простой гусь. Если даже и не самолично Васька, то точно весьма смышленый и опытный в общении с людьми. И какая же была удача поймать именно того самого гуся, которого Михалыч повстречал с Шуркой! Один момент больше всего смущал Борьку: гусиная семья, причем вместе с гусыней. Михалыч и Маша наперебой убеждали, что в этом нет ничего необычного, что домашний гусь вдруг скрестится с дикими, такие случаи