– Иди-ка сюда, друг мой сердечный, – позвал меня Федонин, но младший лейтенант опередил и уже поедал глазами старшего следователя, готовый исполнить любое его указание.

Старый лис пнул ногой деревянный щит, обитый ржавым железом. Куча сухих листьев и мусора отлетела в сторону, и щит оказался крышкой весьма объёмного люка, а мой чуткий на аллергию нос тут же уловил посторонний запах.

– Вот! – снисходительно взглянул Федонин на меня с видом победителя и губы поджал, больше ничего не добавив.

Семёнов, догадавшись, что от него требуется, уже возился с крышкой, пытаясь её открыть. Мешал заржавленный замок. Несколько ударов каблуком ботинка хватило, чтобы младший лейтенант преодолел препятствие, он нагнулся, поднатужился, и крышка сдвинулась. Семёнов сунулся в открывшуюся тёмную пустоту.

– Чем пахнет? – спросил Федонин.

– Сухо.

– А ещё чего? Ты посвети получше фонариком, – величаво подсказал старый лис.

– Лестница тут деревянная, – подал голос Семёнов. – И дымком попахивает.

– Дымом? Точно! Так и должно быть. Жгли чего-то…

– Вроде. Снизу в нос ударяет, – Семёнов уже готов был ринуться по лестнице вниз.

– Стоп, боец! – опередил его Федонин. – Как бы она под тобой не развалилась. А это, брат, улика! – он многозначительно поднял большой палец вверх. – Следок! Где-то что-то жгли… что-то уничтожали… Ты здесь карауль. У крышки. Кто знает? Вдруг я на этот раз не ошибусь.

И Федонин решительно направился во двор и также решительно распахнул дверь в квартиру Дзикановских. От стола навстречу бросился Донсков:

– Долго же вы добирались, – успел сказать он, но старший следователь, не задерживаясь особо, занял его место на стуле напротив женщины, осторожно коснулся её ладошкой, словно пробуждая от тяжёлого сна, а когда она подняла на него свои совиные огромные глаза, тихо и миролюбиво проговорил:

– Прошу простить меня, любезная Мирчал, я представляю здесь прокурора области…

Женщина молчала, но жизнь мелькнула в её пустых глазах, а боль и страх сменились едва заметным любопытством.

– Если вы хотите увидеть ещё живым вашего… патрона, – ничего лучше Федонин, запнувшись, видимо, не подобрал, – советую вам показать вход в подполье…

Женщина вздрогнула, выдав себя, и, поняв это, смутилась.

– …иначе я прикажу вскрывать весь пол, – твёрже закончил Федонин. – Тогда уже вы будете виновны в смерти Викентия Игнатьевича. Успел он принять яд?

Это прозвучало неожиданно не только для всех нас.

– Нет! – вскрикнула женщина и, вцепившись в Федонина обеими руками, затряслась в громких рыданиях.

– Истерика! – обернулся Федонин к Донскову. – Юрий Михайлович, займись ею! Что вы все стоите?

Капитану удалось оторвать женщину от Федонина, он попытался поднять её на ноги и повести с кухни в большую комнату, но та упёрлась, тыча рукой под стол.

– Тайник там? – догадался Федонин.

Женщина уронила голову на грудь и без чувств повисла на руках Донскова.

– Семёнов! – заорал капитан, но Фоменко уже, убрав лампу, двигал стол в угол, кто-то сорвал дряхлый коврик, под ним открылся изящный лючок с металлическим кольцом.

– Я сам! – бросился Донсков к люку. – Дзикановского надо взять живым!

Из открытого подземелья дохнуло дымом. Донсков соскочил вниз и исчез.

Помещение было низким, вагонообразным, с углами, тонувшими в дыму и темноте, завалено мебельной и прочей рухлядью, которая теперь именуется не иначе как благородным антиквариатом и даже раритетом. Во множестве поблёскивали древней позолотой рамки картин, всяческие церковные принадлежности, иконы, но всё это было безобразно свалено в кучи, покрыто пылью и паутиной. Дым, к моему удивлению, скоро рассеялся почти совсем, уже не мешал дыханию и глазам, от распахнутого нами люка усилилась имевшаяся, наверное, естественная вентиляция тайных ходов, подобных обнаруженному нами на улице. А сколько их ещё здесь было?..

Бросался в глаза электрический светильник, выхватывающий из мрака главную часть подполья. В глубине помещения он возвышался на круглом одноногом ажурном столике, почти приставленном к ветхому кожаному дивану барского вида, на котором сидел или полулежал, привалившись к спинке, человек в тёмном плаще. Широкополая шляпа закрывала лицо, воротник плаща поднят, человек не двигался, не подавал никаких признаков жизни.

В подполье с Донсковым мы оказались первыми, но дождались и пропустили вперёд Федонина, который пыхтя, преодолел крутые попискивающие под ним ступеньки, твёрдо встал на обе ноги и по-хозяйски грузно прошествовал мимо нас прямиком к свету. Его рост позволял не пригибать головы. Подойдя к дивану, он кашлянул, но человек не пошевелился. Донсков спрятал пистолет в кобуру, сунувшемуся было в люк с автоматом Фоменко сердито крикнул:

– Дежурь там! Глаз с неё не спускать!

Мы окружили столик.

Светильник был выполнен в виде вздыбившегося бронзового толстозадого жеребца, на котором едва удерживался французский император в знаменитой своей треуголке со шпагой в руке и с развевающимся знаменем за спиной. Оно и испускало свет достаточно яркий, чтобы различить груду пепла на металлическом подносе, занимавшем остальную часть стола. Это уничтоженное огнём содержимое и выделяло сейчас едкий зловонный запах, а недавно и дым, так как других следов сгоревшего не обнаружилось. Федонин потянулся к шляпе, но человек будто того и ждал и пальцем руки, одетой в тонкую перчатку, приподнял её так, чтобы нас видеть.

– Что ж ты сжёг, любезный Викентий Игнатьевич, нас не дожидаясь? – с интересом, но бесцеремонно и строго спросил Федонин и кончиком ногтя пошевелил пепел; груда покачнулась и начала разрушаться, падая хлопьями на пол.

– Вот Бог и дал, свиделись, Павел Никифорович. А я уж не надеялся, – прозвучал из-под шляпы хриплый голос, лицо так и не появилось. – Примите моё нижайшее.

– Килограмма два, не меньше спалил, – упрекнул, словно давнего знакомого старший следователь. – Чего жёг-то? Не одна тут бумага. Похоже, и фотографии огню предал? Вонь какая!

Играл ли он задуманную роль или опять подходы подбирал, я не стал ломать голову, старый лис знал, что делал, хотя главное было ясно – мы опять опоздали.

– Простите покорно, Павел Никифорович, – человек сдвинул наконец шляпу на затылок, стало видно серое его лицо с запавшими измученными глазами. – Не думал я, что скоро поспеете. Хотя видел, ваши ребятки на пятках моих сидят. А вот, что вас потревожат, совсем не ждал!.. Даже не посмел бы. Что же это делается, ночь, полночь!.. Извиняюсь за беспокойство.

Донсков едва сдерживал себя, следя за благочинным этим общением. Я, привыкший и не к таким номерам старого лиса, постарался найти и себе занятие, попробовал оглядеться повнимательней, прежде всего рассматривая, что было поблизости. В таких случаях Федонин не позволял особой самодеятельности.