В ходе транспортировки прическа невесты слегка растрепалась, а пенно-белый наряд оказался чуть примят. Вокруг Веры суетились подружки и приглашенный визажист, пытаясь вернуть ей задуманный, но немного поврежденный облик. Жених с индифферентным выражением лица топтался чуть поодаль и что-то жевал. Уж не «Наполеон» ли?

И тут произошло и вовсе не запланированное событие. К невесте подскочил неизвестный молодой человек, грубо схватил ее за руку и потащил к стоящим поодаль «Жигулям» десятой модели, бесцеремонно, не щадя пенного платья, затолкал ее в машину, и «десятка» сорвалась с места.

Некоторое время столпившиеся возле подъезда люди, включая и жениха, пребывали в полнейшем недоумении. Никто не мог понять, что, собственно, происходит. Как объяснить внезапное умыкание невесты? Заранее ли это задуманный ход или налицо незапланированная акция? Кто, в конце концов, этот молодец, столь бесцеремонно обошедшийся с невестой? И куда он ее повез?

Первой пришла в себя сваха Шура.

– Украли! – завопила она. – Украли невестушку нашу!

– Вай! – вторила ей Нелли Федуловна. – Шайтан ее похитил! Давай догоняй, Пашка!

И только тут часть присутствующих пришла в себя.

– По машинам! – заревел Ферапонт Головатый. – Поймать их! Немедленно схватить!

Захлопали двери, взревели моторы…

Только жених оставался спокоен. Павел Борисович задумчиво стоял посреди двора, словно происходящее и не касалось его. Возможно, он обдумывал и анализировал случившееся, прикидывал, что из всего этого выйдет. Потом главный редактор газеты «Путь наверх» достал из кармана смокинга мобильник, нажал кнопку и произнес:

– Мама, а Верку-то украли…

Читатель, наверное, уже догадался, кто похитил Веру. Конечно же, этим человеком оказался Жюль Верн!

Появление дружка, которого Вера не видела уже недели две, произвело на девушку двойственное впечатление. С одной стороны, она, конечно же, обрадовалась, поскольку считала: добрый молодец испугался, залег в кусты… Ан нет! Вот он! Явился собственной персоной. Но с другой – Вера испугалась. Испугалась за него. Баронесса слов на ветер не бросает. Раз решила сжить со свету, значит, сживет! Поэтому тон девушки поначалу был не слишком дружелюбным.

– Ты зачем приперся? – недовольно спросила она. – И куда меня везешь? Из-под носа у жениха утащил, а ведь сегодня моя свадьба. Разворачивайся и вези назад

– А ты его разве любишь? – трагическим голосом вопросил Жюль Верн.

– Любишь, не любишь… Какая разница! Мне нужно свою жизнь устраивать. А он – наиболее подходящая кандидатура для мужа.

– Ну, да, конечно… Из хорошей семьи, перспективен, собирается стать депутатом Думы…

– Именно!

– И, главное, Амалию его кандидатура полностью устраивает.

Вера промолчала.

– А моя – нет!

– Чего ты мне голову морочишь?

– А знаешь, я нашел способ, как избавиться от баронессы.

– Интересно послушать.

– Я женюсь на тебе.

– Чего?!

– Женюсь! Делаю тебе официальное предложение.

– Амалия не позволит.

– А сама-то ты хочешь?

Вера задумалась. Все было так неожиданно.

– Понимаешь, других вариантов не существует, – стал развивать свою мысль Жюль Верн. – Она, эта Амалия, захватила твою сущность, но пока что не полностью. Еще есть время побороться. Но времени этого крайне мало. До сегодняшнего вечера всего лишь… А потом баронесса меня уничтожит, а тебя заставит выйти замуж за этого Павла Борисовича. Но если ты поступишь по-своему, значит, она окажется не у дел.

– Почему это?..

– Да как же ты не понимаешь?! Ты чего у нее просила? Найти себе мужа! А если выйдешь за меня, просьба останется невыполненной. Ты обойдешься без ее помощи. А значит, ее участие в твоей жизни больше не требуется. Она останется с носом!

– Возможно, ты и прав, – неуверенно произнесла Вера.

– Не возможно, а точно!

– Но она все равно отомстит.

– Как?

– Уничтожит тебя.

– Зачем ей это? После того как выйдешь замуж за меня, ты для нее больше не будешь представлять какой-либо интерес. А мстить? Не знаю, есть ли у мертвых такая привычка. Думается, нет.

– Она просто не даст тебе осуществить задуманное.

– Почему это? Сейчас день, и до часа мертвецов еще достаточно далеко, потом на мне крест. И тебе советую надеть. Ты же крещеная?

Вера кивнула.

– Тогда возьми…

Жюль Верн достал из кармана и протянул Вере крестик на цепочке.

– Он что же, золотой? – спросила девушка, разглядывая крестик.

– Какая тебе разница! Считай, это мой свадебный подарок Надевай скорее.

«Не надевай! Нельзя!» – услышала она голос где-то в глубинах сознания.

– Чего же ты тянешь? – спросил Жюль Верн.

«Не надевай!!!» – раздался внутри ее неистовый вопль. Веру затрясло. Цепочка проскользнула у нее меж пальцев.

– Что с тобой? – спросил Жюль Верн, скосив взгляд на девушку.

– Н… не з… зн… знаю…

– Ты же вся дрожишь! В чем дело, скажи?

– Она…

– Ясно. Тогда я сам…

Жюль Верн прижался к обочине, повернулся к Вере, поднял с пола выпавший крест и застегнул цепочку на шее Веры.

– Вот и все, – заключил он. – Лучше стало?

– Ага.

– Тогда поехали.

– Куда?

– Да в церковь же! Я договорился. Маленькая церквуха на твоей родной Кладбищенской заставе. Даже ее купола видны из твоего окна. Ехать совсем недалеко. Там служит отец Владимир. Он нас и повенчает.

Вера была согласна на все. Она вдруг поняла: ничего плохого произойти уже не может. Однако состояние, в котором она пребывала, было похоже на сон. Только сон наяву. И лишь в церкви, когда седенький батюшка надтреснутым тенорком произнес: «Венчаются раб Божий Юлий и раба Божья…» – пелена одури вдруг спала, и Вера почувствовала, как она счастлива.

И это все?! – спросит удивленный читатель. Почему так быстро кончилось? Где эпохальные события? Где роковые битвы с мертвецами? Где, в конце концов, грозные заклинания, долженствующие поставить нечисть на место? Словно и не роман ужасов прочитан, а самая элементарная «бытовуха», в которой фигурирует «любовь-морковь», а не «страсти-мордасти».

К сожалению, на этом приходится поставить точку, поскольку никаких сверхъестественных событий с нашей героиней больше не происходило. Прав оказался Жюль Верн, когда предположил, что мертвецы не склонны к мщению. Да и зачем им? Мщение – удел живых. А они пребывают пускай и в убогой, мутной и скучнейшей, но все-таки в вечности! А тем, кто обитает в вечности, людские страстишки несвойственны.