— Ну хорошо, — сказал он. — Пошли обратно.

Лаурьен уставился на него:

— Вы пойдете со мной?

— Да, я пойду с тобой.

— Я понятия не имею, какие у вас с ними дела, но ведь для вас это может иметь более неприятные последствия, чем для меня.

— Верно. А вдруг это к лучшему? Тебе этого не понять.

Лаурьен кивнул. Ломбарди видел, что он успокоился. Преступники ничего не подозревают, наверняка набили себе брюхо и ночью будут спать без задних ног. И это хорошо.

— Пошли, — сказал Ломбарди.

С наступлением ночи ее собирались отправить вниз, к гавани, где ждал корабль, готовящийся отплыть на следующее утро. Лошадь уже здесь, в провожатые Софи дали монаха-францисканца. Кроме него, канцлера и монахинь монастыря Святой Клариссы, никто не знал, что она собирается покинуть город. Они поехали к старому рынку. Вечер был теплым, безветренным. На рынке царила деловая суета, люди собирались кучками и болтали, подводя итог прошедшему дню. Никто не обращал внимания на монаха и монахиню, пересекающих рыночную площадь. И вдруг лошадь монахини встала на дыбы. На лицо всадницы упал свет факела, и стоящая возле дороги в ожидании мужа крутильщица нити тут же узнала ее, поскольку раньше жила по соседству.

— Смотрите, вон едет Софи Касалл, ведьма!

Сотни глаз обратились к монахине. На этой лошади с таким же успехом могла сидеть коза или ангел — им было все равно. Это была ведьма, и тут же все поверили, что знают ее лицо, даже если до сих пор они разу не видели Софи Касалл. По толпе пронесся крик, и народ бросился к лошади, чтобы стащить ведьму вниз. Софи вскрикнула, монах сделал попытку схватить поводья, но толпа оттеснила его. Он попытался пробиться к своей подопечной, но добраться до нее было уже невозможно. Софи подхватили за руки и за ноги и потащили по улице к рыночной площади Монах в отчаянии бросился за ними, а они все громче и громче вопили: «Казнить ее, сжечь на костре эту ведьму!..»

Францисканец в растерянности озирался. А потом заспешил туда, где жил канцлер, и вдруг с налету наткнулся прямо на Штайнера, который с удивлением схватил его за руку:

— Что случилось? О чем кричат эти люди?

Монах, смертельно бледный и с дрожащими ногами, показал в сторону рынка:

— Они стащили ее с лошади и сейчас разорвут на куски.

— Кого?

— Софи Касалл. Сегодня она должна была из города…

Штайнер впился в него глазами. А потом велел немедленно известить канцлера и заспешил к рынку. Тем временем толпа успела оттащить свою жертву довольно далеко. Появились стражники, решившие посмотреть, что там за восстание. У них в руках были палки, предназначенные для разгона толпы. Штайнер протискивался сквозь бушующее человеческое море. Он увидел Софи, которую мужчины держали, вцепившись ей в руки и ноги. Одежда свисала с нее клочьями бедра и грудь были обнажены.

«Что здесь происходит?» — прокричал один из стражников, и вся толпа одновременно взревела: «Ведьма, ведьма, мы поймали ведьму!»

Охваченный ужасом Штайнер озирался. Вокруг были только перекошенные физиономии, страшные, похотливые морды, каждый старался протиснуться вперед, стремясь ухватить кусочек от одежды ведьмы. Эти люди изливали свою затаенную многолетнюю ярость. Их глотки раздирал оглушительный крик, они стремились вперед туда, где уже рвали ведьму на части Софи дотащили до позорного столба, и толпа завопила; «Привязывайте ее, привязывайте!» Софи подняли, просунули ей руки и ноги в колодки. Кто-то вспомнил про повозку — ведь тащить ее в Мелатен было слишком далеко, но толпа и так получала удовольствие, ведь теперь можно было плевать в страдалицу, забрасывать ее грязью и нечистотами. Откуда ни возьмись появился факел, его поднесли к разодранному платью ведьмы.

— Этого ни в коем случае нельзя допустить! — закричал Штайнер стражникам, которые, размахивая палками, наконец сумели проложить себе дорогу к столбу. Послышался конский топот, Штайнер обернулся: наверняка это люди главы города.

И вдруг его взгляд наткнулся на маленького, сдавленного толпой человечка. Сил на сопротивление у него не было. Его просто толкали перед собой. Так бурный прилив гонит к берегу грязь и камни. Подоспевшие всадники топтали копытами своих лошадей тех, кто не успевал увернуться в сторону. Это еще больше разгорячило толпу, а многие в панике сами давили упавших. Штайнер потерял карлика из виду, толпа просто подмяла его под себя. Схватив за плечо оказавшегося поблизости стражника, Штайнер прокричал ему прямо в ухо, что там, впереди, лежит убийца Касалла. «Да как его найти в этой безумной давке?!» — заорал стражник. Но все-таки они пробились к тому месту, где на земле валялся де Сверте. Толпа буквально расплющила его, а он, поскольку был очень мал, защититься не мог. Он уже не двигался. Ноги его были раздроблены, кровь сочилась сквозь темное сукно, текла из страшной раны на голове — видимо, лошадь задела его копытом. Люди перелезали через него, некоторые наступали прямо на тело. Стражник подхватил карлика на руки, утащил подальше, в маленький переулок, где было чуть спокойнее, и крикнул Штайнеру, чтобы тот сам о нем позаботился, потому что ему нужно назад, посмотреть, что там с ведьмой. Де Сверте не шевелился, лежа в луже крови. В его светлых волосах застряла грязь. Штайнер постучал в ближайшую дверь. Никто не отозвался. Тогда он нажал на ручку и вошел.

В конце Зеверинштрасе, там, где в городские ворота вошли Ломбарди и Лаурьен, еще царил покой. До рыночной площади было довольно далеко, а дом судьи находился на Ульренгассе, в стороне от беснующейся толпы. Судья выслушал их, записал название постоялого двора и обещал принять меры прямо сегодня, прежде чем убийцы успеют скрыться. Ломбарди был немногословен, возможность говорить он предоставил Лаурьену, который признался, что однажды наблюдал за их непотребством, но считает себя обязанным сделать это заявление, чтобы гибель Домициана была наконец отомщена. Потом наступила очередь Ломбарди. Да, он знает, кто они такие, когда-то он имел с ними дело, — зачем увиливать, если Найдхард и его люди все равно его уличат, потому что будут уверены, что выдал их именно он. Так что он выложил все, что многие годы хранил как страшный клад. Лицо судьи было серьезно, а в конце беседы он дал понять, что им обоим следует оставаться в Кёльне.

Штайнер обнаружил, что в доме никого нет, и втащил де Сверте на кухню. Он взял воды из стоящего на плите ведра и обтер ему кровь с лица и ног. Веки карлика дрогнули, и небесно-голубые глаза встретились с глазами Штайнера.

— Штайнер, — вырвались из его горла тихие каркающие звуки, и он провел рукой по ране на голове.

— Не засыпать, — сказал Штайнер, — постарайтесь не спать.

Но веки де Сверте уже снова опустились.

— Софи, — пробормотал он, — они ее нашли…

— Да, они ее нашли, — повторил Штайнер.

Карлик молчал.

— Вы убили Касалла, — сказал Штайнер.

Карлик открыл глаза.