Действия Фенрира отнюдь не были безрассудны, он понимал, что если зверя не пугает медленное и уверенное наступление, то единственный способ взять вверх, это прибегнуть к резкой и неожиданной атаке. Его план должен был сработать, он срабатывал уже десятки раз, однако в этот раз «зверь» находился в своём логове, и этого Фенрир не учёл. Защищая своё потомство или свою территорию, животное никогда не отступит, оно скорее броситься на обидчика даже если шансов на победу не будет вовсе.

– К двери, быстро! – отчаянно закричал глава отряда.

Загнанные в угол пауки набросились на Фенрира, а спустя секунду и на всех остальных. Пытаясь отбиваться, охотники вначале потеряли Фенрира, а затем полчища пауков утащили с собой и Клыка. В панике Ферион хотел сделать хоть что-то, но даже брошенный факел в сторону Клыка не отогнал пауков. Словно обезумившие, они терзали тело Клыка до тех пор, пока воздух от последнего крика боли не вышел из его лёгких.

– Нет… нет… стойте… – глядя на трупы согильдицев, опустошенно говорил Ферион.

– Сюда! – где-то в «затворках» сознания слышался голос, однако Ферион его будто не слышал. Он даже не замечал, как паук мёртвой хваткой впился ему в ногу. – Быстрее! – закричал «потерянный» согильдиец ещё громче.

Не чувствуя боли, не слыша своих мыслей, Ферион схватил Севастьяна за воротник и практически закинул его в комнату за дверью, отвлекая всё внимание хищников на себя. После помощи Севастьяну, Ферион пытался спасти и Тавия, однако из-за ран его тело попросту рухнуло на землю, даже не сделав ни одного шага. Смерть пришла вскоре после этого, но до самого конца он почему-то верил, что Тавий жив, и тянул к кровавому, обглоданному, трупу, руку помощи.

– Ферион!!! – уже за дверью прокричал Севастьян, когда осознал что в живых остался только он один.

– Это бесполезно… они все мертвы, – торопливо закрыв дверь, отчаянно проговорил потерянный согильдиец, весь в ранах и крови. – Мне надо было сразу смириться со своей участью, это всё из-за меня…– медленно доставая нож, говорил он.

– Эй… ты что удумал…? – сидя на полу, опустошенно спросил Севастьян.

– Отсюда нет выхода… а все, кто сюда придут, повторят судьбу твоего отряда. Это всё моя вина! – направляя на себя нож, говорил он. – Мой тебе совет: не затягивай с этим как я… лучше закончить всё быстро, чем в отчаянии умирать от жажды и голода. Я ведь… я ведь уже почти смирился… зачем вы вообще пришли!!! – в отчаянии прокричал он и воткнул нож себе в сердце.

Севастьян не пытался его остановить, он и бровью не повёл, когда очередной согильдиец умер у него на глазах. Может потому, что в глубине души Севастьян проклинал этого охотника, а может потому что он потерял всё, и хуже уже просто быть не может. В какой-то момент ему даже начало казаться, что это лишь плохой сон, что всё не по-настоящему и вот-вот он проснётся на кровати, где всё будет как прежде. Где Ферион будет приходить с миссии и они будут вечерами разговаривать об охоте, где Сильвия каждый день будет дарить ему улыбку, и Агеон… куда же без его постоянных «завтраков» о том, что Севастьяну ещё рано на серьёзные миссии.

– Неужели это конец… – тихо проговорил Севастьян, посматривая на окровавленный нож в груди охотника. – Ещё час назад мы улыбались, шутили, и были полны надежд спасти выживших… а теперь остался только я один. Я не хочу в это верить, – опустошенно продолжал он.

Какое-то время пауки ещё пытались пробиться через дверь, отчего в маленькой мрачной комнатке постоянно слышался скрежет, но потом и они утихли, оставив Севастьяна наедине со своими мыслями. К слову, мыслей у него было предостаточно, он думал о своей жизни, о словах лежащего рядом согильдица, и о том, готов ли он к смерти или нет.

– Наверное, не стоит на него злиться… – лёжа на холодном полу, думал Севастьян, спокойно посматривая на труп согильдийца. – Теперь, оказавшись здесь, я чувствую как отчаяние и страх постепенно берут надо мной верх, – перевернувшись на другой бок, продолжил он мысленно разговаривать сам с собой. – Интересно, сколько он провёл тут времени? Если подумать, точно не меньше десятка часов. Так вот почему он так среагировал… почти приняв смерть, он услышал нас и не смог отказаться от этой надежды. Возможно, он даже понимал, что подвергает нас огромному риску, но настолько боялся вновь погрузиться в отчаяние, что не смог промолчать. Только когда мы все погибли, он понял что натворил, и к беспросветному отчаянию прибавилось ещё и чувство вины, чего выдержать он уже не смог. Кстати, а как он вообще сюда пробрался? А, кажется понял… пауки не пускали нас сюда, потому что защищали свою добычу, а когда тут никого не было, то они спокойно освободили проход. Хм… это значит, что и меня они уже считают добычей, а значит, далеко мне отсюда не уйти. И вообще, откуда тут взялась комната, чёрт подери!? Это же чёрный лес, тут никого не может быть.

Погрузившись в свои мысли Севастьян потерял счёт времени, он не хотел никуда идти или искать спасения, лишь смотреть в потолок и думал о чём-то своём. Из размышлений его не вывел даже потухший факел, который вскоре оставил его беспроглядной темноте. Даже наоборот, темнота лишь помогла Севастьяну ещё глубже уйти в себя и продолжить думать ни о чём, и обо всём одновременно.

Сандра, деревня касты целителей.

Только к ночи деревня, наконец, поутихла и бунтующие люди с бирюзовыми глазами начали расходиться по домам. Пожалуй, нетрудно догадаться чем всё закончилось, даже учитывая то, что Сандре удалось расслышать лишь малую часть речей.

– Вряд ли мне дадут прожить ещё хоть сутки, – с грустью проговорила прорицательница. – Что ж… если погибнуть это их выбор, я могу лишь принять его.

– Старейшина Аронтиф? – послышалось снаружи, от охранников. – Что вы тут делаете в столь поздний час?

– Совет старейшин принял решение сопроводить чужака в святилище, чтобы она приняла там свою последнюю участь.

– Разве это планировалось не на утро? – уточнил страж.

– Старейшины решили сделать всё без ненужного шума, – повторился Аронтиф. – Впрочем, дела совета тебя не должны тревожить. Откройте дверь и можете быть свободны.

– Слушаюсь, старейшина. Простите за мою дерзость.

Сандра приняла эти слова без страха, поэтому, не дожидаясь пока дверь откроется, встала с кровати и подошла к выходу. В свой последний час у неё не было сомнений или сожалений, ведь она сделала всё что смогла, но