Когда мы вступили в Большой зал, мне показалось, что воздух сразу вытекает из моих легких, не наполняя их.

Боги…

Так много народу. Перед возвышением, между колоннами и в оконных нишах теснились сотни людей. Обычно я стояла на возвышении, отделенная от толпы, но сегодня все иначе. Я по-прежнему удивлялась тому, что герцог с герцогиней не потребовали, чтобы я осталась с ними, но возле них просто не было места. Там находились человек шесть жрецов из храма, в том числе жрица Аналия, и столько же королевских гвардейцев.

Я огляделась, стараясь дышать ровно. Белые и золотые знамена, обычно висевшие между окон и позади возвышения, заменили багровыми знаменами Ритуала, украшенными королевским гербом. В вазах стояли темно-красные цветы – различные розы и другие похожие по оттенку. На возвышении господствующий красный цвет нарушался всплеском белого. В кои-то веки этим исключением была не я: одетые в белые туники и платья, там стояли вторые сыновья и дочери со своими семьями. Позади них толпились родители третьих сыновей и дочерей, держа детей на руках. На всех них, даже на родителях, были венки из красных роз.

– Я буду счастлива больше никогда в жизни не видеть роз, – заметила Тони, проследив за моим взглядом. – Не представляешь, сколько шипов я выдернула из пальцев, пока плела эти венки.

– Но они прекрасны, – сказала я.

Виктер рассматривал толпу, которая продолжала прибывать.

Большинство не обращало на нас внимания, когда мы шли среди них. Лишь немногие бросали на нас более пристальный взгляд. Они округляли глаза под масками, узнав Тони или Виктера и поняв, что между ними иду я. Мои щеки горели, но было так мало тех, кто меня заметил. Для всех остальных я… просто одна из них. Для большинства я была просто одной из толпы. Я была никем.

Сжимавшие мою грудь тиски ослабли, пульс замедлился. Дышать стало гораздо легче, и больше не казалось, что ментальные стены, возведенные вокруг моего дара, вот-вот упадут.

Сейчас я не Дева.

Я Поппи.

Я на мгновение закрыла глаза. Мышцы, натянутые как тетива лука, расслабились. Это… это как раз то, что я предвкушала, – я могу побыть просто Поппи.

И это делало текущий момент, этот вечер, немного волшебным.

Открыв глаза, я опять посмотрела на возвышение, избегая левого края, где стояла жрица. Я заметила герцогиню – та говорила с королевским гвардейцем, которого я узнала. Он часто стоял на страже у кабинета герцога.

Я осмотрела возвышение, но герцога не обнаружила. Интересно, где он? Один из жрецов подошел к герцогине и гвардейцу. Я опустила взгляд на людей у подножия возвышения, и мой восторг угас, когда я подумала о семье Тулисов. Они должны быть здесь со своим сыном, готовые распроститься с еще одним ребенком. Этот вечер не станет для них праздником, не…

– Дева.

Мои волосы встали дыбом, когда я оборачивалась, уже зная, кого увижу.

Лорда Брендола Мэзина.

Не считая герцога и Темного, он был последним из тех, кого мне хотелось видеть рядом с собой. На нем, как и на Виктере, была красная туника без рукавов, за маской мерцали непроницаемо-черные глаза.

– Мой лорд. – Мне удалось произнести это ровным тоном.

Не размыкая губ, он изогнул их в сардонической усмешке и окинул меня взглядом, задерживая его так, что мне захотелось, чтобы меня с ног до головы покрывал какой-нибудь мешок. Наконец он отвел глаза и кивнул Тони с Виктером, но тут же переключил внимание обратно на меня.

– Я слышал, некая жрица очень тобой недовольна.

Напряжение вернулось, вцепившись когтями мне в шею. Я подняла взгляд на лорда.

Он шагнул ближе – слишком близко по любым меркам приличия.

– Полагаю, тебя ждет очередной урок, дорогая.

Я резко вдохнула и чуть не лишилась чувств от какого-то крепкого одеколона. Я встретилась взглядом с лордом, и в этот момент аромат пробудил воспоминания. От него пахло не одеколоном в тот вечер, когда он затащил меня в нишу, – вечер, когда убили Малессу.

От него пахло чем-то другим – чем-то сладким и мускусным.

Жасмином.

Он пах жасмином.

Мне тут же вспомнился лепесток, который я нашла под креслом в комнате Малессы. В помещении не было жасмина, если только его не заменили на лилии, но разве Тони?..

– Прошу прощения. – Виктер шагнул ко мне и взял меня под руку. – Нам нужно быть…

– Не нужно убегать. – Мэзин не отпускал мой взгляд. – Я уже ухожу. Наслаждайтесь Ритуалом.

С этими словами он обошел нас и направился к ступенькам, ведущим на основной уровень Большого зала.

– В чем дело? – тихо спросил Виктер.

– Ни в чем. – Лихорадочно соображая, я повернулась к Тони. – Ты говорила, что видела Малессу в день ее смерти. Утром, правильно?

Тони поджала губы.

– Да. Видела.

– Она несла букет? Не помнишь, из каких цветов?

Она заморгала.

– Я… не знаю. Помню только, что белые.

Лепесток на полу был белым, и точно от жасмина. Мне стало нехорошо.

Тони пристально посмотрела на меня.

– Почему ты спрашиваешь?

– Хороший вопрос, – присоединился Виктер.

– Не знаю…

Я оглядела толпу, но не смогла найти лорда. Я вспомнила, как он стоял в дверях, уставившись на Малессу и не двигаясь. Он остался там, когда Рилан повел меня в мои покои. И он вышел из какой-то комнаты. Я не уверена, из какой именно, и что вообще все это означает?

Он мог быть с Малессой перед ее смертью, или же это совпадение, но ее убил атлантианец. Это было вполне очевидно. Больше никто не мог нанести такие раны и при этом не залить кровью все вокруг.

– Поппи. – Виктер слегка коснулся моей руки. – Все хорошо?

Я кивнула. Поговорю с ним позже, но пока я даже не уверена в том, что пришло мне в голову.

На середину возвышения вышел жрец.

– А где герцог? – прошептала Тони. – Ритуал начинается.

Герцога по-прежнему не было. Герцогиня в который раз подходила к запасному входу в левой части возвышения.

– Сегодня мы собрались, чтобы воздать почести богам, – заговорил жрец, и толпа внизу притихла. – Воздать почести Ритуалу.

– Простите, – произнес кто-то негромко позади нас.

Я обернулась одновременно с Виктером и с потрясением узнала женщину.

Это была Агнес.

О боги…

Я вытаращила глаза, а она нервно переводила взгляд с меня на Виктера. Как и на всех, на ней было красное: юбка и такая же блузка. Она выглядела лучше, чем в прошлый раз, но под глазами у нее залегли глубокие тени, свидетельствующие о том, что ее горе не прошло.