Как раз через год после моего вступления в должность наставника в дом Строгоновых однажды после ужина, по принятому обычаю мы сидели в гостиной — графиня на диване, налево от нее на креслах две дочери с гувернаткой m-llе Дюран, а направо оба ее сына, их гувернер Тромпеллер и я. Это официальное сиденье продолжалось обыкновенно полчаса и было неимоверно скучно, потому что было решительно безмолвно. Но на этот раз безмолвие было нарушено самой необычной выходкою. Графиня привстала и громко проговорила, обращаясь ко мне: „Федор Иванович, ступайте вон, я не могу на вас смотреть“. Решительно не помню, как я вышел, как очутился на прекрасной вышке в своей комнате, что я чувствовал и как, наконец, лег спать. Помню только, что меня сильно била лихорадка, и я всю ночь не смыкал глаз. Это была только одна бессонная ночь во всей моей жизни».

Далее последовал отказ от преподавания, мучительная сцена извинения графини и, много позже, разъяснение ситуации, которое Буслаева не удовлетворило: по мнению Наталии Павловны, гувернер не имел права в ее присутствии смотреть на часы.

Казино или villino графа Г.С. Строгонова

В результате, гласности была предана одна из самых печальных историй рода Строгонова — история смерти графа Сергея Григорьевича, внука Сергея Григорьевича, основателя Рисовальной школы.

Во второй половине XIX века среди русской аристократии появился обычай подолгу жить за границей. К 1890-м годам, когда носителей фамилии Строгоновых осталось всего четверо — Павел, Григорий и Николай Сергеевичи, а также племянник каждого из них Сергей Александрович, — наибольшую известность из всех строгоновских домов приобрел тот, что был создан графом Григорием Сергеевичем в Риме. Его строитель, третий сын графа Сергея Григорьевича, родился в 1829 году в Петербурге. Начиная с 10 лет, он частично был под опекой Ф.И. Буслаева, который также преподавал ему русскую словесность, литературу и историю. Секретарь отца исполнял функцию воскресного гувернера, организуя прогулки по древней столице, ибо семья жила тогда в Москве.

Публичных художественных собраний еще не существовало, и в этой ситуации первым университетом графа Григория Сергеевича стали храмы и кладбища. «Кроме разных поездок и прогулок, праздничные дни, особенно по вечерам, мы употребляли на чтение таких литературных произведений, которые могли забавлять моего ученика, то есть читали то, что ему больше могло понравиться. Так мы с ним прочли „Капитанскую дочку“ Пушкина, „Юрия Милославского“ Загоскина, „Последнего Новика“ Лажечникова и т. п. Драмы мы читали вдвоем в виде разговора, будто на сцене, для того чтобы он усвоил себе натуральное выражение различных ощущений и чувств. Для этих опытов я брал „Бориса Годунова“ Пушкина, „Горе от ума“ Грибоедова, „Гамлета“, „Макбета“ и „Отелло“ Шекспира», — дополнял Буслаев свои «Воспоминания».

Смоленский рынок в Москве. Открытка

Традиционное для Строгоновых и других аристократических семей домашнее воспитание имело свои отрицательные стороны. Гувернеру потребовалось немало сил для того, чтобы приготовить своего ученика для общения с крестьянами и солдатами (отец прочил сыну военную карьеру). Дадим слово Буслаеву: «Чтобы приучить Григория Сергеевича безбоязненно и с вольным духом ходить в простонародной толпе, я прибегнул к одной немудреной сноровке, которая удалась мне как нельзя лучше. Для этого я выбрал праздничные гульбища, которые на масляную и святую недели происходили под Новинским (бульваром. — С.К.). В то далекое время ни деревьев, ни каменного здания для базара еще не было, а шла только довольно широкая дорога, огражденная с обоих сторон перилами, от Кудринской площади до Смоленского рынка.

И справа, и слева этого гулянья вдоль домов медленно катались в экипажах и преимущественно дамы в нарядных костюмах, как из среднего сословия, так и особенно из высшего: последние обыкновенно между завтраком и обедом, от часу до трех. В ту пору их кавалеры по большей части рассаживались на террасе ресторана, стоявшего близ Кудринской площади, и за столиками пили чай и кофей или завтракали, сопровождая свои порции водкой и разными французскими винами. Другие просто сидели, обратясь к стороне катающихся и курили сигары, так как не только на улице, но и на самом гулянье курить тогда не дозволялось.

Граф П.С. Строгонов принципиально не имел эклибриса. Он надписывал каждую книгу своей библиотеки

За рестораном шли балаганы с комедиантами, потом качели разных сортов и наконец палатки с пряниками, орехами, винными ягодами, печеными яйцами и другими дешевыми яствами для простонародья; что же касается до кабаков, то они позволялись только вне гулянья, в домах, идущих по Новинскому с обеих сторон. Мы с Григорием Сергеевичем являлись на это гулянье всегда между часом и тремя, когда по дорожке кроме простого люда встречалось много и порядочной публики среднего и высшего сословия. Сначала мой ученик от страха и трепета никак не мог вместе со мной врезаться в сплошную толпу зевак в армяках, тулупах и поддевках, перед балаганом, на подмостках которого паяц своими балагурными выходками и кривляньями потешал невзыскательных зрителей.

Потому, чтобы приучить его к сутолоке, я вел его за гуляющими из образованной публики и за ними незаметно вводил его мало помалу в чужую толпу простонародья; а когда он там пообдержался, я уже рискнул всунуть его и в сплошную давку, чтобы вместе с русскими мужичками забавлялся шутовскими проделками балаганных скоморохов». Кроме того, графа Григория Сергеевича зачислили в выпускной класс гимназии.

В 1846–1850 годах Строгонов, по примеру старших братьев, окончил курс юридических наук в Московском университете. Затем, как и старший брат Александр, начал службу унтер-офицером. Отец направил его в Гусарский Е.И.В. Великого князя Константина Николаевича полк. В 1854 году Строгонов перешел в лейб-гвардии Гусарский полк. Два года спустя графа назначили адъютантом военного министра. Затем он увлекся прекрасной полькой Марией Потоцкой, страсть к которой принесла ему много радости, вероятно, но и большое горе также… Имея матерью Марию Салтыкову-Головкину (1807–1845), по отцу она была внучкой Софье Челиче (Глявоне, Маврокордато, де Витте, Потоцкой), прославленной в века прекрасным парком в Умани. Основные события драмы, политической и религиозной, происходили в Вечном городе.

«Легко сказать! Я опять в Риме, через бесконечные 33 года, когда я, наконец, сделался тем, о чем я в молодости мечтал, гуляя по этим холмам, по этим узеньким улицам и широким, великолепным площадям с громадными фонтанами и бассейнами, сидючи на этом самом щебне вековых развалин Форума и Колизея, с Винкельманом и Тацитом или Горацием в руке, откуда я жаждал набраться сил и вдохновенья… И вот я опять пришел в Рим; теми же молодыми мечтами пахнуло на меня с его красноречивых твердынь, и в ответ на них принес я зрелые результаты, деятельно прожив эти 33 года, для которых те места были вдохновением и руководящею нитью.