Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…операция нашего ума, с помощью которой мы заключаем о сходных действиях на основании сходных причин и vice versa, столь необходима для существования всего человеческого рода, то невероятно, чтобы она могла быть доверена нашему разуму с его ошибочными выводами, разуму, который так медлителен в своих операциях, который совершенно не проявляется в первые годы нашего детства и в лучшем случае во всяком возрасте и в любом периоде человеческой жизни чрезвычайно подвержен ошибкам и заблуждениям. Гораздо более совместимо с обычной мудростью природы доверить столь необходимый акт ума какому-нибудь инстинкту, или механической тенденции…[683]
Согласно Юму, наша склонность ожидать, что один тип события последует за другим, если эти два явления регулярно наблюдаются вместе, – естественное явление, аналогичное силе тяготения Ньютона. Это «связующее начало»[684] между вещами в уме, весьма похожее на гравитационное притяжение между вещами в пространстве. Юм разделил содержимое ума на два типа, оба из которых подчиняются принципам притяжения, или «ассоциации». Более живые, более яркие ментальные единицы – «впечатления» – термин, который он расширил, чтобы охватить эмоции и желания, а также ощущения. Более смутные «мысли или идеи»[685] – это то, что происходит у нас в голове, когда мы размышляем над нашими «впечатлениями». Различные факторы заставляют ум легко переходить от одних мыслей и чувств к другим. Например, когда мы думаем о Париже, на ум приходит воспоминание о знакомой улице. Когда мы видим, как один бильярдный шар катится к другому, мы ожидаем их столкновения. И когда мы чувствуем зависть, за ней часто следует порыв злобы.
В то время как Локк рассматривал подобную предрасположенность ума перескакивать от одной идеи к другой как источник иррациональности и путаницы, Юм настаивал, что «ассоциации идей» используются как в хорошем, так и в плохом мышлении. Поскольку силы умственного влечения «представляют собой единственные связующие [звенья] наших мыслей, то реально они являются для нас тем, что скрепляет вселенную, и все действия ума должны в огромной мере зависеть от них»[686]. Привлечение внимания к этой проблеме Юм объявлял своим основным вкладом в науку о разуме. Другим новым элементом в науке о разуме Юма было то, что он акцентировал внимание на отслеживании пути смутных идей от ярких впечатлений. Он считал, что все наши идеи так или иначе результат того, что мы чувствуем или ощущаем, и, если определить конкретные впечатления, из которых вытекает идея, мы сможем получить более ясную картину самой идеи. Иногда охотник за впечатлениями возвратится домой с пустыми руками, в этом случае мы должны насторожиться. Предположим, например, что мы озадачены какой-то концепцией, используемой писателем. Если мы не можем найти подходящих впечатлений, из которых могла быть получена такая идея, мы должны заключить, что тот, кто использует эту концепцию, говорит бессмыслицу.
Юм считал, что его философия во многом подобна физике Ньютона. Наряду с использованием силы, подобной гравитации, воздействующей на содержимое ума, Юма также вдохновляло то, как Ньютон, казалось, отвергал рассуждения о внутренней природе вещей. Юм скептически относился к возможностям человеческого познания. Если мы будем достаточно осторожны, чтобы учиться на собственном опыте, мы сможем выявлять закономерности в событиях, что позволит нам предвидеть и использовать поток причин и следствий. Но есть некоторый предел, который не позволяет нам познать суть вещей. Точно так же «философия Ньютона», писал Юм, состоит в «откровенном признании невежества в вопросах, лежащих за пределами всякой человеческой способности»[687]. Как хорошие последователи Ньютона «мы ограничиваем свои умозрения явлениями объектов нашим чувствам, не входя в исследование их реальной природы»[688].
Именно способ, при помощи которого Ньютон объяснял гравитацию, позволил Юму считать его товарищем по духу. В конце своих «Начал» Ньютон утверждал, что объяснил «небесные явления и приливы наших морей»[689], показав, что существует сила притяжения между различными телами, которая «действует… пропорционально количеству твердого вещества, причем ее действие распространяется повсюду на огромные расстояния, убывая пропорционально квадратам расстояний». И далее:
Причину же этих свойств силы тяготения я до сих пор не мог вывести из явлений, гипотез же я не измышляю. Все же, что не выводится из явлений, должно называться гипотезою, гипотезам же метафизическим, физическим, механическим, скрытым свойствам, нет места в экспериментальной философии[690].
Именно с помощью методов экспериментальной философии, объяснял Ньютон, обнаружены законы движения и гравитации, и «довольно того, что тяготение на самом деле существует и действует согласно изложенным нами законам, и вполне достаточно для объяснения всех движений».
Точно так же как Ньютон, который, казалось, довольствовался тем, что описал и количественно оценил наблюдаемые эффекты гравитации, не предлагая более глубокого объяснения того, как она действуют на дальних дистанциях, Юм утверждал, что нет смысла пытаться «выйти за пределы опыта»[691] и «обнаружить абсолютные качества» ума или материи. Среди заметных достижений Ньютона, пишет Юм в своей «Истории Англии», тот факт, что, хотя он «сбросил все покровы с некоторых тайн природы, он в то же время… возвратил изначальные тайны в тот мрак, в котором они всегда пребывали и будут пребывать»[692].
Но Юм, возможно, слишком много додумывал за Ньютона в том, что тот говорил о гипотезах. Ньютон никогда не подразумевал, будто гравитация навсегда останется вне нашего понимания. Просто у него еще не было такого полного объяснения, которое было бы достаточно убедительным, чтобы считаться чем-то большим, чем рассуждение. Того, что Ньютон установил, было достаточно для дальнейшего изучения. Гравитация, писал он другу, есть предмет, которому он хочет «уделить больше времени»[693]. Позже он высказал некоторые догадки по этому поводу[694]. История на этом не заканчивалась.