Землемеры

Около волостного комитета толпились мужики. Сидели на бревнах, на траве, курили и говорили о том, что земли становится все меньше и меньше, скоро жрать нечего будет.

— Чтой-то, братцы, народ собирают? — спрашивали вновь подходившие.

— Землю делить…

— Опять делить?! Ай новой где прирезали?

— Да, новой, кусок хороший вчерась с неба свалился.

— У Степана Пютова жена двойню родила. Просит две палки дать. А там еще кой у кого.

— Тьфу! Черт их дери. И так земли нету, а тут еще эти черти кажный год новых ребят катают.

— Теперь двойнями пошли, а скоро целыми пачками начнут работать.

Вышел землемер и, поздоровавшись, сказал:

— Ай земли очень много, что никак не разделитесь.

— Земли столько, что телушка по своей земле бежит, а хвостом над чужой махает, — сказал мужик.

— А что же у вас эта-то гуляет? — спросил землемер, указав на задворки и бугры, спускавшиеся в лощину к речке.

Все испуганно оглянулись по сторонам.

— Где гуляет?

— А вон голый бугор, от гумен до самого ручья.

— А… Это неудобная, тут бугор. Она спокон веку так лежит. Ее пахать нельзя, лошади тяжело.

— А лопатой вскопать?

— Лопатой у нас не копают. Это все равно что на покос с ножницами иттить.

— Такой-то неудобной-то у нас сколько хочешь, — сказали мужики, — вон сейчас за деревней выгон начинается, так там десятин семьдесят будет.

— Тоже в буграх весь? — спросил землемер.

— Нет, ровный как стол.

— Чего же вы его не пашете?

— У нас выгонов не пашут. Лугов тоже опять нету. Зарились было на соседний лужок, тут деревенька у нас, хотели у них оттягать. Не вышло дело.

— Что ж, они на суде выиграли?

— Нет, тут же на лугу и выиграли, — отвечали мужики, — они с ружьями пришли, а у нас только колья были.

— Ежели сена мало, так свеклу бы сажали. Это получше всякого сена.

— Свеклу у нас не сажают.

Все вышли за село. Впереди землемер с председателем. Сзади него несли треножник и астролябию в чехле, несли так, как носят икону, держа впереди перед собой на вытянутых руках.

— Вон он, батюшка, потянулся, — сказали с раздражением мужики, показав на бесконечный выгон за деревней, покрытый мелким обглоданным кустарником и сухими кочками.

— Уж очень под неудобную много отходит. Ведь под этим выгоном небось десятин пятьдесят пропадает.

— Я в третьем годе заплошал, свой дальний клочок не пахал, а нынче пошел, глянул — мать твою… лес вырос в аршин, вот такой березняк. Так и пропал выгон. Теперь леса дожидаюсь.

— Лет тридцать всего и подождать, — сказали сзади. — А до того сроку за грибами туда ходи.

— Только и остается.

— А до чего до земли жадны, — сказал кто-то, — ох как жадны! Иной из-за вершка готов горло прорвать.

— Надо как-нибудь добывать. Откуда же ее возьмешь?

— А вы бы работали лучше, — сказал землемер.

— Бедному — сколько ни работай… Вон богатые — как у них бабы гладкие, — так они, лежа на печке, работают. Зиму таким манером поработал, глядь, весной две палки земли получил, не хуже Бютова. Ас нашими бабами, что на одной картошке сидят, нешто земли добудешь.

Землемер поставил треножник и прилаживал аппарат, а около него стояли мужики и смотрели.

— А поперек с цепью, что ли, ходить будем?

— С цепью, — отвечал землемер, занятый аппаратом.

К нему подошли мужики с Ивановской слободы и сказали тихонько:

— Вы с цепью нас пошлите, а то эта земля Ивановской слободы, если их самих послать, они меньше покажут, потому соседи и чтоб им за наш счет больше досталось.

— Ну, идите, кто хотите.

Только что приложили цепь и сделали лопатой отметку, как сейчас же десяток голосов закричали:

— Эй, эй, где копаешь?!

Державший конец цепи Степан Гладов с Ивановской слободы сначала посмотрел на землю, потом на мужиков.

— А что?

— То, что на целый вершок украл. За такие дела кишки выпустим. Детями донимаешь, да еще обжулить норовишь! Отнимите у него к черту.

Цепь взяли мужики с Алексеевской слободы. И пошли мерять. И как только они протаскивали цепь во всю длину, так все бросались смотреть головами вместе, как бросаются, когда играют в орлянку и смотрят, как упала монета.

— Эй, эй, что на целую четверть брешешь! — закричала Ивановская слобода. — Головой об землю хочешь?

— Что это они ошибаются-то дюже? — спрашивал маленький подслеповатый мужичок, дергая крайнего за полу.

— Земля, должно, неровная. Кочки.

— Что ж он с машинкой-то, там?

— Направляйте получше, а то тут то четверть лишняя, то четверти не хватает, — кричал малый в шапке землемеру, который стоял на бугорке и нацеливался трубкой, прищурив один глаз.

— Сколько всего там вышло?

— Двести шестьдесят сажен и еще кусочек лаптя на два.

— Тьфу!.. Ведь весной меряли — двести восемьдесят было. Куда ж она делась-то?

— Что же вы с машинкой? Может, не в ту сторону вертите?

— А что?

— Да дюже мало получается.

— Я тут ни при чем, — сказал землемер и опять припал к трубке.

— Он тут ни при чем, а нам хлеба сеять негде. Ведь это и по три палки на человека не хватит.

— Может, машинка-то его за кочки цепляется, вот и выходит мало.

— Туг каждый вершок дорог, а у него вон на десять сажен меньше вышло.

— Верно, у него мера неправильная. Меряй поперек загонов лаптями.

— Правильно, чем ходишь, тем и меряй. Что господь дал, от того не отказывайся. Заходи.

Передом пошел высокий мужик в длинной рубахе, испачканной сзади в навозную жижу, за ним малый в шапке. И скоро человек двадцать, заложив руки назад и согнувшись, глядели себе под ноги и, шепча что-то губами, гуськом двигались по полю.

— Вот она, землица-то, — потом и кровью достается матушка.

Проходившие по рубежу бабы с мешками травы остановились и стали смотреть, прикрыв глаза руками от солнца. Землемер тоже оторвался от трубки и некоторое время смотрел на странную процессию.

— Что это они там?

— Трубу вашу проверяют.

— Чем?

— Лаптями, чем же больше.

— Сколько вышло? — спрашивали у каждого кончавшего мерить, когда тот, закрывши глаза, шевеля губами и отмахиваясь, чтобы не сбили со счета, выходил на дорогу.

— Поперек загона семьдесят шесть лаптей.

— А у меня шестьдесят семь, — сказал высокий мужик.

— Черт!.. А лапти-то у тебя какие? Ведь ты из избы только выйдешь, а уж лапти на станции.

— А что неудобной-то много нынче выкинули?

— С десятину будет.

— Вот оно, вот. Прямо на глазах тает земля. Откуда ее теперь брать. Вся надежда на баб.

— А мне,