* * *

Муниципальный жилой дом

Москва, улица Миклухо-Маклая,

8 сентября, воскресенье, 09.19

Возможно, это было частью холодно продуманного плана, дополнительным эпизодом в расчетливой цепи воздействия, техническим актом, на который он поддался, как озабоченный юнец, как полубезумный мартовский кот. Возможно. Но Артем не хотел думать об этом. Он не хотел думать, что ее глаза могли лгать. Что чувства, которые он прочитал в них, — обман. И когда Артем целовал эти глаза, светлые волосы, когда его руки скользили по хрупким плечам Олеси, он ощущал ответную страсть. Ощущал огонь, который пылал для него, ощущал дивную нежность его жаркого пламени.

Артем подхватил Олесю на руки и бережно положил на постель. Он слышал, как стучит ее сердце, видел, как дрожат пальцы, и нежно прикоснулся к подрагивающим губам.

— Как будто в первый раз, — прошептала Олеся. — Господи, как будто в первый раз. Я не могу поверить… Артем, я люблю тебя…

— Не спеши…

— Нет, я не жду ответа… Не отвечай… Просто будь со мной.

Олеся, Олеся, Олеся…

От того, что она прочитала в глазах Артема, свет ее пылающих звезд стал еще ярче.

— Будь со мной, любимый.

Она тихонько вздохнула, ощутив на себе тяжесть мужчины, чуть вздрогнула, когда он мягко вошел в нее, закрыла глаза и, обхватив тонкими руками шею Артема, блаженно улыбнулась.

* * *

— Знаешь, я давно не была с мужчиной. — Олеся нежно провела рукой по плечу Артема. — Даже забыла, как это замечательно. А с тобой просто великолепно.

Артем погладил ее светлые волосы, его рука скользнула по тонкой шее Олеси, по груди. Пальцы нашли сморщенный в тугую изюминку сосок и легко, очень легко приласкали его. Женщина улыбнулась и слегка приподнялась, дразняще касаясь лобком напряженной плоти Артема.

— Я не думала, что это вообще случится.

— Почему?

Олеся медленно опустилась, вобрав в себя все желание Артема, и ее бедра сдавили тело любовника.

— Я хотела, но боялась…

Артем поднялся, обнял женщину, скользнул губами по ее груди, по шее.

— А теперь?

— Теперь я хочу умереть в твоих объятиях.

Она склонила голову, и непослушные пряди зашекотали плечи Артема. Он еще крепче прижал к себе Олесю.

— Ты же ненавидишь смерть.

— Теперь это неважно. Когда я с тобой, ничего не важно. — Она поцеловала глаза Артема, губы, обхватила руками голову. — Люби меня, люби… и ничего не важно.

* * *

— Апельсиновый сок и тосты с джемом?

— Тебе помочь?

— Я справлюсь. — Он поцеловал ее в лоб и направился на кухню. — Никуда не уходи.

— Ни за что.

Телефон запищал, когда по маленькой квартире Артема растекся упоительный аромат кофе, и Олеся, блаженствующая в постели, с большим трудом заставила себя дотянуться до трубки.

— Олеся?

— Доброе утро, Зина.

— Привет… — Подруга замялась. — Ты не дома?

— Нет.

— У него?

— Да.

— Я понимаю, так надо, — Зина вздохнула. — Но ничего не могу поделать…

Олеся улыбнулась и провела рукой по подушке Артема. Она чувствовала боль Зины, чувствовала ее ревность и обиду, чувствовала, но… Но ей было все равно. Запах кофе, который готовил ей мужчина, его руки и его нежность, делали переживания подруги далекими и бессмысленными. Сердце Олеси билось здесь.

— Мы увидимся сегодня?

— Как договаривались, ближе к вечеру.

— Хорошо. — Голос Зины стал тихим-тихим. — Я люблю тебя, Леся, очень люблю.

* * *

Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь

Москва, Ленинградский проспект,

8 сентября, воскресенье, 09.35

— «Ласвегасы» сумели вычислить Куколку по излучению магической энергии, — сообщил вошедший в кабинет Ортега. — На территории американского посольства нет других артефактов.

«Ласвегасы», пара личных аналитиков комиссара Темного Двора, славились умением отыскать любую иголку в любом стоге сена.

— Она сильно фонит? — поинтересовался Сан-тьяга.

— Прилично. Доминга считает, что Куколка проснется в ближайшее время.

— Замечательно. — Комиссар перевел взгляд на посетителя, занимающего удобное кресло напротив письменного стола. — Видите, Ларбек, все складывается просто великолепно.

— Но мне все равно не хотелось, чтобы Куколка проснулась в посольстве, — протянул тот. — Поймите меня правильно, комиссар, Служба утилизации…

— Еще коньяк?

— Гм… если вы настаиваете.

Ларбек Хамзи был шасом и мог оценить качество божественного напитка, наливаемого Сантьягой из старинной бутылки. А еще Ларбек считался одним из самых опытных сотрудников Службы утилизации, структуры, отвечающей за сохранение режима секретности Тайного Города.

— Клянусь печенью Спящего, комиссар, вы умеете подобрать нужный фон для любой беседы. — Хамзи вдохнул аромат коньяка. — Почему вы не хотите изъять Куколку прямо сейчас?

— Обстоятельства, Ларбек, обстоятельства… — несколько туманно поведал Сантьяга. — Согласитесь, американцы уже довольно глубоко влезли в наши дела, и придется придумывать очень серьезные объяснения. В данном контексте активизация Куколки не должна добавить хлопот.

— Это так, — кивнул шас. — Но речь идет о запрещенном артефакте.

— Хочу напомнить, — прозрачно улыбнулся комиссар, — что официально Темный Двор даже не подозревает о происходящем. А наша беседа не более чем дружеский разговор. Служба утилизации могла узнать об активизации постфактум, но я сознательно пригласил вас и заранее ввел в курс дела, чтобы дать возможность как можно лучше подготовиться к обработке наших заокеанских гостей. Я не хочу лепить легенду второпях. Все должно быть продуманно и аккуратно. Еще коньяк?

— Чуть-чуть.

Хамзи с удовольствием проследил за путешествием янтарной жидкости из бутылки в бокал, сделал маленький глоток и широко улыбнулся.

— Уверен, комиссар, что у вас есть серьезные основания для нарушения Кодекса.

— Самые серьезные, — подтвердил нав.

— И если это дело всплывет…

— Вы можете рассчитывать на полную поддержку Темного Двора.