Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отец здесь? – Джори показалось, что Рикард надеется, что графа нет в замке Уиндраш.
– Нет, я приехала одна. Когда мы поженились, ваш отец подарил Уиндраш мне. О, простите, Рикард! Вы не знали и приехали искать здесь убежища.
Ее проницательность заставила Рикарда покраснеть.
– Отец вернулся из Шотландии?
– Да, он в Уорике.
На сей раз настала очередь Рикарда проявить проницательность.
– У вас с отцом что-то не так?
– Да… Боюсь, что это личное… – Она видела, как потемнело лицо Рикарда. – Вы поссорились с новым королем?
Рикард покраснел до корней волос и бросил быстрый взгляд на Кэтрин и Роджера Мортимера.
– Эдуард вернул Пьера Гавестона. Фаворит явился ко двору раньше, чем тело покойного короля предали земле.
– Рикард, мне известно об их отношениях. Вам не стоит смущаться, – мягко произнесла она.
– Трудно перечислить все исходящие от Гавестона беды. Эдуард осыпает этого мерзавца милостями: землями, почестями, выгодными опеками. Король сделал Гавестона опекуном Роджера и Кэтрин до их совершеннолетия.
– Но ведь у них уже есть опекун – их дядя Мортимер из Чирка.
– Боюсь, что уже нет. Гавестон желал добиться опеки над Роджером из самых низких, непристойных побуждений. Мой друг был так взбешен, что не пожелал ни единого дня оставаться при дворе. Вот мы и прискакали в Уиндраш. Мне жаль, что я нарушил ваш покой, леди Марджори.
– Вы, Рикард, рассказали, почему уехал Роджер, а как насчет вас?
Рикард снова покраснел.
– Не спрашивайте. Это не для ушей леди.
– Я сама угадаю. Могу поклясться, вас оскорбил Гавестон. Думаю, своими мерзкими притязаниями.
– Ради Бога, леди Марджори, только ничего не говорите Кэтрин.
– Ну разумеется. Она еще слишком молода, чтобы знать о таких вещах. Проходите в дом. Уже почти обед.
– Нет, благодарю. Не сегодня. Сегодня я не в состоянии ее видеть. И никого другого.
– Понимаю. – Джори мягко положила ладонь на его руку и ощутила, как вздрогнул молодой человек. Сердце ее сочувственно сжалось. – Выбирайте любые покои из тех, которыми пользовались раньше. Я прикажу управляющему их убрать.
Когда к Джори приблизились Кэтрин и ее брат, Рикард исчез в замке.
– Приветствую вас, Роджер. Я вместе с принцессой Джоанной была на вашей свадьбе, и вы сами однажды гостили в Гудриче, когда я выходила замуж за Хэмфри де Боуна.
– Я никогда бы, леди Уорик, не забыл столь прекрасного лица.
Джори старалась не слишком пристально разглядывать сестру и брата. Смуглые, черноволосые, оба были красивы яркой, экзотической красотой, от которой захватывало дух.
– Добро пожаловать в Уиндраш. Я с восторгом приму вас с Рикардом в этот рай.
Несколько дней Рикард держался особняком, но постепенно к нему вернулся душевный покой, и он стал за обедом присоединяться к остальному обществу.
Уорик с мрачным видом смотрел на скрючившуюся перед ним женщину.
– Рассказывай!
Три дня в огромном замке шли поиски валлийской камеристки и наконец увенчались успехом.
– Леди Марджори попросила меня сварить…
Уорик с угрожающим видом шагнул к женщине, и она тотчас замолчала.
– Начинай по порядку. Как умерла моя первая жена Изабелла де Клэр?
– Милорд, клянусь, что она умерла от собственной руки.
– Мне известна старая сказка о том, что она не могла больше выносить меня в качестве мужа! – вскричал Уорик. – Теперь я желаю слышать правду! Если ты снова начнешь лгать, то умрешь раньше, чем закончишь фразу. – Загрохотавший гром сделал угрозу еще убедительнее.
– Лучшей подругой Изабеллы была Элис Ангулемская, первая жена ее брата. Эта иностранка обучила вашу жену готовить разные зелья и яды.
– Ты сама разбираешься в травах. И многому научилась от Элис.
Мэг не решилась соврать и кивнула в знак согласия.
– Что принимала моя жена?
– Изабелла была молода и боялась родов. Она принимала траву, которая, по словам Элис, не даст ей зачать.
– Что принимала моя жена? – грозно повторил Уорик.
– Чемерицу, – прошептала Мэг.
Гай прикрыл глаза и возблагодарил Бога за то, что Джори дали всего только болотную мяту. Чемерица – смертельный яд. Мэг хотела, чтобы у Джори случился выкидыш, она не стремилась ее убить.
– Ты замешана в смерти моей первой жены. Теперь о второй. Ты отравила разум моего сына подозрениями в неверности его матери, вынудила его следить за ней. – Граф замолчал, стараясь не сказать лишнего. «Трагический исход этих происков делает тебя виновной в смерти моей второй жены».
– Я любила Рикарда, как собственного сына.
– Да. И домогалась ответной любви. Это отягощает твою вину. – Уорик бросил взгляд на Берка, которого явно потрясли эти откровения. – А теперь объясни, зачем ты влила болотную мяту в эль для графини?
– Рикард – ваш законный наследник. А ее ребенок вытеснит Рикарда из вашего сердца. Она настроит одного сына против другого.
– Я знаю, ты считаешь меня дьяволом. Может быть, я жесток, нестерпимо высокомерен, но, видит Бог, я не грешник.
– Я не считаю вас дьяволом. Я люблю вас! Во мне тоже течет кровь де Клэров. Когда умерла Изабелла, вам нужно было сделать меня своей графиней!
Уорик содрогнулся.
– Ты не можешь здесь оставаться. Я возвращаю тебя де Клэрам в пограничье Уэльса. Собирай вещи.
В этот вечер у одного из рыцарей Уорика, того самого, который обнаружил убежище Мэг в одной из башенок, вдруг началась лихорадка. Среди слуг тотчас разнеслись слухи, что Мэг – валлийская ведьма.
Когда все собрались в зале на ужин, Берк рассказал об этих слухах графу Уорику. Гай вполголоса выругался и поднял руку, призывая всех к молчанию.
– До моего слуха донеслись разговоры, что кто-то здесь распространяет сказки о колдовстве. Мэг отослали в Уэльс по моему приказу. Она была женщиной со странными понятиями и привычками, но она не ведьма. Вера в сверхъестественное – это вздор и глупости. В Уорике я их не потерплю. Это всем ясно? – Бешеный взгляд графа обежал всех сидящих в зале. – У Джона Монтекута лихорадка. У него болит горло. Скорее всего из-за того, что ему пришлось стоять на посту в дождь. Отвар из огуречника и порция кларета быстро поставят его на ноги. – Потом граф приказал своему управляющему: – Поместите Монтекута в карантин. Если болезнь окажется заразной, слухи о колдовстве появятся снова.
Граф поздно отправился спать, зная, что впереди еще одна бессонная ночь. Он так тревожился о жене, что боялся лишиться рассудка. Его жена не могла терпеть его присутствие, а он не мог вынести ее отсутствие.